Валентин Иванов - Третье пришествие. Современная фантастика Болгарии [сборник litres]

Помню, я сел тогда (головокружение случилось сильное). Потом налетело беспокойство, и я неделю потратил на проверку данных, прежде чем почувствовал облегчение… а затем и восторг. Население росло, но ничто не предвещало ни голода, ни эпидемий, ибо гигиена у нас была в почете, да и Собиратели нашли залежи самородного серебра, которым я приказал обложить все емкости для питьевой воды от кувшинов до цистерн, велел даже начать массовое производство личной посуды, что вызвало небольшой переполох и перемену в навыках приема пищи. Про серебро я еще со школы помнил: те, кто в средние века использовал серебряную посуду, избегал смерти от чумы…

И тогда я рассказал Королеве о том, как нас много и насколько больше станет через пару-другую лет. А значит, спустя несколько лет нам будут нужны новые территории, новое жизненное пространство… А может, в один прекрасный день случится так, что надо будет завоевать весь мир! На нас ляжет огромная ответственность, дорогая!

Мне показалось, что она улыбается мне в плечо. Потом то же плечо обожгло поцелуем, а я запустил пальцы в ее распущенные на ночь волосы… Каждое утро она заплетала косы перед серебряным зеркалом – очередной мой подарок для любимой… И я не договорил о планах захвата мира. Ощутил кожей ее кожу, изгибы тела, упругую плоть, теплое дыхание, вкус ее пота и ее губ… и сказал себе, уносясь на крыльях блаженства: ну что ж, весь мир, так весь мир… Раз надо!

И кажется, той же самой ночью, а может в одну из следующих, я проснулся, почуяв, что она плачет.

Никогда прежде моя любимая не плакала. Ни боль, ни гнев, ни опасности и огорчения не увлажняли ее глаз. Я уверен, я бы узнал. Но сейчас… почти навзрыд.

Я обнял ее, прижал к себе и нежно гладил по волосам и по спине – как дитя, как первую любовь накануне долгой разлуки… Она всхлипывала и дрожала всем телом, с каким-то испугом прячась в моих руках от внешнего мира.

И еще мне почудилось, что до утра мы любили друг друга неимоверно нежнее, чем когда-либо прежде… и, похоже, как никогда после.

Я спрашивал, в чем дело, слизывая ее слезы. Я обсыпал ее поцелуями и вопросами, что так растревожило ее, милую мою, но она или не могла, или боялась признать мне.

Уснули мы почти на рассвете.

Больше этого не повторилось. Больше она не плакала никогда…

В ночь, когда я вкусил слезы моей Королевы, она снова зачала. Но на этот раз очень долго носила плод в утробе – целых три недели.

За это время мы совершили длительную поездку по главным городам нашей Империи. Королева вела себя очень осторожно, берегла живот как никогда раньше. Не знаю почему, я воспринял ее осмотрительность как признак наступающей зрелости, отчего мне стало вдруг грустно. Ее стан не изменился ни на йоту, не принял и грамма лишнего веса, лишь ее обычно впалые щеки округлились да груди налились, не теряя прекрасных своих форм, которые восстанавливались будто по волшебству через день-другой после родов. Мне и в голову тогда не пришло, что, вероятно, впервые появление потомства для нее стало столь важным актом – по причине особенности самого потомства…

А тем временем наше государство росло и крепло. Иногда наши генералы приводили к нам пленных властелинов других царств. К счастью, давно отпала необходимость рубить им головы собственноручно, но сохранилась неприятная обязанность присутствовать на экзекуции, проводимой в Тронном зале и совершаемой самым надежным и опытным гвардейцем.

Росли и дети. Предыдущие поколения рабочих и солдат уже начинали показывать признаки старения, и я начинал раздумывать как скрасить им закат жизни и устроить угасание без мук.

Нам не грозили серьезные внешние опасности, фактически не было и угрозы внутреннего конфликта. Бунт в Семье-державе как наша просто немыслим – по крайней мере, пока мы с Королевой живы. Другого противника, кроме внезапных природных бедствий – к которым мы старались подготовиться в мере сил, – я просто не представлял. Да и разве могли остаться достойные противники за пределами государства?!

Так, занятый державными заботами, я чуть не пропустил рождения тех, кто стал последними нашими прямыми детьми (разумеется, производимые на свет Матками, которые несли в себе яйцеклетки Королевы и запас моего семени, не в счет).

Эти роды протекали болезненно. Но Королева ни разу не вскрикнула, не пролила ни слезинки, только искусала губы до крови, да нечаянно вывихнула мне кисть (я держал ее за руку).

Разминая пальцы, я взглянул на детей. Их появилось трое. Мальчик и две девочки. Няни сноровисто и резво умыли и спеленали их, но я успел заметить совершенно нормально развитые гениталии младенцев.

И еще – у них были тоненькие прозрачные крылышки.

Принц и две принцессы…

Я понимал, что они не останутся жить с нами, что им придется покинуть дом, следуя неумолимым законам природы. И поскольку росли они еще медленнее, чем умельцы, я позволил себе потихоньку изгнать их из своих мыслей, предпочитая погрузиться в рутинные вопросы семьи-Империи.

До их отлета я добился прорыва в отношении письменности и обучал пиктограммам Вестоносцев. На основе донесений и описаний сумел вычертить довольно подробную карту наших владений и подготовил картографов. Теперь легче стало выявлять недостатки имперской инфраструктуры, и я принялся мозговать над тем, как их преодолеть. При этом возникала масса мелких проблем, требующих решения. Кроме того, меня стало тревожить непрекращающееся лето, а согласно моим субъективным ощущениям, прошла пара лет, не меньше. И это значило только одно – впереди нас ждала Большая Зима, к которой надо обязательно и очень крепко подготовиться. Не то чтобы наш народ не делал пищевых заготовок и не рыл глубоких укрытий, но я хотел сделать все возможное, чтобы Зимовка прошла с минимальными потерями – без оползней и обрушивания построек, без голода, обморожений и прочих бед, которые трудно было предусмотреть заранее, не имея опыта. Особенно меня беспокоила участь пожилых и увечных (больных у нас в принципе было мало). Я решил положить конец дикой практике бросать стариков на произвол судьбы, а калек уничтожать. И последних собралось немало. В большинстве это были солдаты-ветераны, прошедшие не одну войну, на втором месте – получившие производственные и строительные травмы и, наконец, пострадавшие охотники. Я организовал специальные мастерские, где бы могли трудиться престарелые члены Семьи (о, небеса, им было-то всего несколько месяцев от роду!) и калеки. Просто сидеть и отдыхать они не умели, их спокойствие и счастье основывалось только на возможности работать. Безногим я доверил плести корзины и шить одежду. Труднее оказалось пристроить бывших солдат, но я поручил им нести патрульную службу со свистками во рту. Те, кто не мог даже ковылять на костылях, обычно сидели на вышках вдоль дорог, особенно на перекрестках, где помимо наблюдения осуществляли регулирование движения, сторожили входы в крепости, пока полноценные члены стражи и воинских частей тренировались в своих залах, готовые по первому зову броситься на выручку беспомощным часовым. Некоторые старые воины оказались довольно талантливыми инструкторами молодежи, у других я заметил задатки администраторов и назначил их в интендантства, начальниками арсеналов. Занятость буквально удлиняла им жизнь. Немного пришлось повозиться с калеками-рабочими, но я сконструировал станки с ножным приводом для безруких и поставил «беличьи колеса» для слепых, которые, кстати, довольно сносно успевали совершать мелкие ремонты на ощупь. Все эти меры освободили массу здоровых рабочих рук, благодаря чему мы смогли позволить себе осуществлять масштабное строительство мостов, акведуков, водохранилищ и дорог…