Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

Но это потом. А сейчас умирающая империя в прямом эфире разразилась в космос последним выдохом господина ПЖ. И бесконечность как-то внезапно закончилась, и все бессмертные умерли.

Я отошел в сторону.

Я слышал крики.

Я почувствовал, как у меня трясутся руки.

Жаркий день душил, и я нигде не мог найти тень.

Я вытер пот со лба. Пот был холодным.

Под каким-то ржавым гаражом, в пыли — я сел. Я вскрыл коробку выброшенной в гравий отверткой. Пропорол.

За моей спиной раскаленной лампочкой застыл над землей взрыв. Взрыв этот был призраком несбывшегося Иерусалима, туманным очертанием воздушного замка, до которого нам никогда не добраться.

А в моей коробке лежал черный пейджер «Motorola Advisor». У него был болотный экран с надписью «АЛЬФАКОМ», стрелочки в углу и две кнопки: зеленая и красная.

А еще была записка от Поганкина. Одно черное слово на белой бумажке:

«Мечтай!»

— Я! Знаю! Пять! Имен! Девочек!

Алена — раз! Светлые волосы разлетаются невесомо, летят за ней тонкой паутинкой, щекочут лицо тем, кто встает сзади, чтобы закрыть ей глаза руками — угадай кто? Она не угадывает, она смеется, она ждет того КТО. Но он не закрывает ей ладонями глаза, ему кажется, что его кожа расплавится от соприкосновения с ее кожей или он отравит ее одним касанием, он ходит вокруг, не встречаясь с ней глазами, а ее взгляд повсюду, куда ни повернись, — светло-серые глаза смотрят ожидающе и задорно, но он чувствует внутри нее темноту, иначе как бы она оказалась здесь?

Марта — два! Марта как с картинки — аккуратная стрижка, блестящий шлем темных волос, длинные ресницы, белоснежные зубы. Как с упаковки печенья или рекламы сока. Марта в детстве снялась в рекламе, и теперь со всех баночек детского питания «Гипербэби» смотрит ее пухленькая мордашка. Она заходит в супермаркет как в ад своего детства, в бесконечный фотоальбом, где повсюду она, она, она и еще тот негритянский мальчик с быстрорастворимого супа. Марта никогда не улыбается.

Илона — три! Хитрая лиса, русые косы, притворяется невинной овечкой, простой девчонкой. Никому не расскажет, что делала в тех развалинах, никто не узнает, с кем целовалась под лестницей, почему у нее золотая медаль и красный диплом, куда уехала ее сестра. Илона перекидывает из ладони в ладонь спелое желтое яблоко, Илона хочет быть Еленой, но может быть только Арахной. Но пока все это поймут, станет поздно.

Варвара — четыре! Ее зовут Барби, она для всех Барби, хотя похожа на Барби меньше всего. Она валькирия, безумная воительница, она выше ростом даже Игната, у нее длинные пальцы и тонкие щиколотки, у нее роскошная грудь и взгляд пули, ждущей тебя в черном дуле винтовки. Барби — это отстраниться, переиначить, переселить могучий ясень на чужую почву в надежде, что корни засохнут и он умрет. Барби все равно, на что они надеются.

Дебби — пять! Дебби стоит в стороне, Дебби не говорит по-русски. Она хотела просто пошутить, она не знала, что отказаться нельзя. Дурочка Дебби. Добрая Дебби. Динь-динь, Дебби, динь-динь, долгая дорога до дома, да дубовые доски домовины.

— Я! Знаю! Пять! Имен! Мальчиков!

Игнат — раз! Высокий Игнат, самый младший, самый наивный. Игнат мечтает о мече, чтобы повергнуть врагов, но у Игната только нож с рынка. Лезвие болтается в рукояти, таким и промахнуться можно. Ничего больше нет у Игната.

Максим — два! Темноглазый, странный. Не за славой Максим, не за смертью. За ней Максим. Он всегда шел за ней, пошел и сюда. Его съедят первым.

Олег — три! Олег — победитель. И неважно, что не Виктор, Олег путает Вещего Олега, Александра Великого и Владимира Красное Солнышко, но Олег может быть любым из них. Олег не знает, что он — и правда может. Смотрит своими синими глазами, детскими, прозрачными, не щурится на солнце, прижимает Илону к борту, обрисовывая крутизну ее бедер, притягивая к себе как в последний раз, хотя на самом деле — в первый.

Роман — четыре! Роман хочет быть Региной, Роман субтилен и робок. Роман опасен, как ядовитая змея или крыса, доведенная до отчаяния. Держись от Романа подальше, оставь Романа одного. Он не выживет, но он пригодится.

Эдик — пять! Эдик красив как Адонис, талантлив как Аполлон, ловок как Гермес, безумен, осужден за убийство, трижды сбегал. Отсюда бежать некуда. Но он этого еще не знает. У Эдика в кармане проволока, моток бечевки и шило, он дружит с Барби. Жаль, что Барби с ним не дружит. Барби помнит бледное лицо на посмертном фото, которое показывали по всем каналам, она до сих пор чувствует холод в затылке, когда думает об этом. И волосы на загривке встают дыбом, когда к ней подходит Эдик.

— Я! Знаю! Пять! Названий! Фруктов!

Гранат — раз! Алая кровь стекает по подбородку Илоны. Дебби смотрит на нее широко раскрытыми глазами. Ее тошнит. Ее тошнило на ужине, когда все ели стейки, сочащиеся кровью, ее тошнило за кофе, когда красный сок слив выступал из пор пирогов и оставался лужицами на блюде, ее тошнит, когда она видит разверстые чрева гранатов.

Виноград — два! Олег кормит виноградинками из рук Илону. Она зажимает их между губ, надкусывает острыми зубками, они взрываются терпкостью и сладостью, прошедшим летом, надеждой, радостью. Виноград мог стать вином. Вином этого года, вином старым, чтобы постаревшие дети: Олег, Илона, Роман, Алена, Марта, Роман — доставали бутылку на свадьбе своих правнуков и говорили: «Этому вину семьдесят лет, тот год был самым счастливым, ведь тогда никто не явился за нами, и больше уже не явится».

Яблоко — три! Алена держит желтое яблоко в руке. Она отходила на корму подышать воздухом, посмотреть назад, туда, где осталось прошлое. Но прошлое оказалось скрыто туманной взвесью, в которой вставали маленькие радуги. Радуги позади — никогда впереди. Алена вернулась к себе и нашла на столе яблоко. Ты богиня красоты, говорит это яблоко, ты настоящая Елена. Но берегись! Ведь не ты одна. Не ты одна.

Слива — четыре! Кто-то выбросил в мусорное ведро баночку из-под сливового пюре. Марта смотрит на свое улыбающееся лицо на этикетке, заляпанное гранатовым соком. Лицо настоящей Марты будто из камня. Смотрелась ли Медуза в зеркало? Видела ли Медуза себя? Что стало потом с Медузой? Спросите Персея, почему Медуза окаменела, только когда кто-то другой показал ей себя.

Персик — пять! Лежит на столе, надкусанный, забытый. Из косточки выползает змея… Ах, нет, просто невинный червячок. Кто забыл персик на столе?

— Я! Знаю! Пять! Слов! На букву И!

Игра — раз! Сначала всегда игра. Или потом всегда игра. Иногда сначала игра и потом игра. А в середине… Вы ведь играли в войну? Обязательно играли. Это нестрашно — когда война далеко, тогда легко играть. Ты будешь фашистом, а я нашим. Ты будешь белым, а я красным. Ты будешь богом, а я смертным. Воспитание бойцов. Чтобы знали — кто враг. Враг — твой сосед по двору. Он — фашист, он — белый, он — бог. И потом ему будет легко выстрелить в голову, ты же помнишь, что он был богом. А ему будет легко вписать твое имя в список жеребьевки. Он же бог.