Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

— Прощай, Габриэль. Я дарю тебе свободу и отдаю взамен свою жизнь.

Гром не грянул, и небо не потемнело, но она начала растворяться, рассыпаться каплями воды.

— Помни, — шепнула напоследок, — лилия останется лилией, и роза пахнет розой… Хоть розой назови ее, хоть нет…

Через неделю я шагал по королевскому тракту. Цветок спрятал в ладанке на груди, и, когда я касался ее рукой, кажется, чувствовал пьянящий аромат.

Мне было радостно и свободно. Осталось сделать так мало — нанести колдунам такое оскорбление, чтобы меня приговорили к публичной казни через магию моего имени.

Ты знаешь, мне это удалось легко.

Единственное, что тяготит мою душу, — это участь бедного Пабло.

Злосчастная судьба привела его на мою дорогу к смерти, а честь не позволила бросить меня одного.

Друг мой, пожалуйста, позаботься о его семье.

Мы скоро умрем. Но я знаю — и это наполняем меня ликованием, — когда колдун произнесет мое «истинное» имя, не произойдет ничего.

Конечно, меня убьют все равно.

Но в те несколько минут, когда они будут стоять, ошеломленные, я успею сказать людям, что магия рождается и умирает в человеческих сердцах.

Что лилия — всегда лилия, и роза пахнет розой, как их ни назови.

Способность выбирать делает нас свободными.

Я не узнаю, что будет потом. Но я верю: люди, которые меня услышат, допишут счастливый конец.

В мою камеру сквозь решетчатое окно пробиваются первые лучи солнца.

Начинается новый день.

Прощай, друг мой.

Я, нижеподписавшийся Алехандро Хименес, настоящим свидетельствую: это письмо написано собственноручно моим другом Габриэлем в ночь перед его казнью и передано мне надзирателем городской тюрьмы после его смерти.

Прочитайте его и распространите в память о человеке, который подарил нам надежду.

Джиалло прогуливался по улицам Лидца в мрачном расположении духа. Вчера он дрался на трех дуэлях, срывая злость на глупых петухах-дворянах, а сегодня отправился в порт и нахамил команде китобоя. Моряки неслабо намяли ему бока, но веселья хватило лишь на четверть часа. Выйдя из схватки весьма потрепанным, но непобежденным, он сменил личину и отправился на поиски чего-нибудь еще, что могло бы поднять настроение. Однако спустя полчаса ему уже снова хотелось кого-нибудь избить. А все от бессилия и из-за женщин.

Евгения прокляла его, и теперь в своем истинном облике он может соблазнить разве что слепую спятившую старуху. Но дело даже не в этом, ему, меняющему тела с той же легкостью, с какой ветер меняет рисунок облаков в небе, не страшно потерять один из сотен обликов. А в том, что против такой напасти нет лекарства: не помогут, ни мази, ни примочки, ни благословения богов. Подействует только прощение строптивой тетки, а являться к ней на поклон не менее упертый племянник не желал. Стелла могла бы замолвить за него словечко, но после истории со сгоревшим храмом она тоже не отзывается. Да и вряд ли станет помогать, даже если и выслушает — не та у него репутация… Так что приходится бродить по миру в чужих личинах, что ужасно злит и лишает игры со смертными изрядной доли интереса.

К тому же люди теперь стали называться прозвищами, так пока вызнаешь истинное имя — полвека пройдет, а если учесть, что и назвать его еще должен именно владелец, то выходила сплошная морока. В этом новом обычае Джиалло подозревал козни кого-то из родственничков.

А Лидц, большой по местным меркам город, жил своей суетной жизнью и не обращал внимания на мрачного полубога, шатающегося по его кривым улицам. Двух-трехэтажные каменные дома с белеными стенами и черепичными крышами образовывали узкие протоки для людских рек, из-за чего Джиалло иногда чувствовал себя угрем на нересте. Удивительные существа люди: по отдельности готовы трепетать перед неожиданно зацветшим пнем, но стоит им собраться, как они не заметят и всего божественного пантеона у себя на площади. Впрочем, узнать побочного сына тысячеликого Атона все равно никто бы не смог.

Прошлявшись без толку полдня, он уже решил было пойти в кабак и хорошенько набраться, когда краем уха услышал разговор двух хозяюшек — матрон средних лет и пышных форм. Одинаково скроенные суконные платья и кружевные чепцы делали их почти сестрами.

— Да-да, светлая Стелла всегда откликается на ее молитвы!

Весенний, еще прохладный ветер уносил слова беседующих, и Джиалло подошел поближе — прислушался, опершись на широкое тележное колесо.

— А еще я слыхала, что мельник Уолло Худородный…

— Это тот, который получил от ворот поворот от вдовы Каллахен десять лет назад?

— Он самый! Так опростоволоситься! Ведь через весь город нагишом промчал, его за то и стали звать Худородным.

— Да, с тех самых пор ничего подобного не случалось!

— Так вот, он отправил свояка Свена…

— Свена, который женат на Длинноногой Брижит?

— Да-да, на той самой, что однажды чуть не переступила через лошадь!

Ох, уж эти квочки, эдак тут можно долго проторчать.

— Здравствуйте, милые барышни! — широко улыбнулся собеседницам Джиалло.

Девичье обращение, как всегда, подействовало — матроны расцвели, будто два пышных куста черемухи.

— И тебе здоровья и всякого благополучия, добрый… господин, — запнулась одна из них.

Одет Джиалло был богато, в парчовый сюртук и шелковую рубашку, но после портовых развлечений щегольскому наряду сильно досталось.

— Я случайно услышал ваш разговор и прошу вас о вспомоществовании.

Просительные нотки, кроткое выражение приятного лица и такое интересное необычно-длинное словцо склонили дам к благожелательному настрою, пусть это было и не в их обычае.

— Помогать людям — богоугодное дело, что тебя тревожит?

— Мое сердце разбито, и ничто в свете не доставляет мне больше радости, — грустно поведал он и обхватил себя руками, будто замерзнув.

— Какой ужас!

— Ах, несчастный.

— Я проклят злобной ведьмой.

— Спаси нас Евгения! Убереги Стелла, — отпрянули испуганные горожанки.

— Нет-нет, не страшитесь, проклятье пало лишь на мою голову. Мне нужна заступница, а я слышал, вы говорили о ком-то, кого услышит Светлая богиня.

— Видно, путеводец Оран направил тебя. Мария из Сентского храма — все ее молитвы достигают уха Стеллы!

Имя монашки кольнуло слух каким-то воспоминанием и будто смазалось: то ли Мара, то ли Мира. Странно, ведь обычно имена он помнит так, будто они высечены на алмазных скрижалях в его голове. Но это может подождать, а вот вдохновенная теткина жрица — это очень интересно. Сродственница как-то упоминала, что паствы у нее много, а вот любимых последовательниц очень мало.

— Неужели она поможет мне?