Дмитрий Тагунов - Меня нет [Сборник]

— Постарайся об этом не думать.

— Я стараюсь, — пожаловался Гриша. — Не получается! А знаешь…

— Тс! Кажись, плывёт.

— Где?

Действительно, скоро к двум курьерам приблизилась лодка, и коренастый лодочник спросил:

— Как рыбалка?

— Как в жопе палка! — хором выдали новый пароль друзья.

— Тише, придурки! — шикнул на них лаборант и бросил на берег заветные пластиковые чемоданчики. Сразу развернул лодку и погрёб обратно, недовольно глядя на оставшихся на берегу людей.

Кейсы тут же были спрятаны в сумки. Друзья встали, отряхнулись и неспешно направились к болотистой низине. Макс бежал рядом, виляя хвостом и высунув язык.

— Ну что? — спросил Гриша, остановившись на краю поля. — Увидимся в городе.

— Да, давай. Удачи тебе.

— И тебе.

Они разошлись, не глядя друг на друга. Савелий хмуро брёл знакомой дорогой. Рядом послушно семенил пёс. Хотелось поскорее сделать дело, вернуться домой и упасть на кровать. Вот только получится ли уснуть? Так бывает: вроде вырубает тебя, и ты спешишь домой, мечтаешь, грезишь о том, как придёшь, завалишься и тут же уснёшь. А когда всё-таки приходишь домой и ложишься спать, сон не идёт, и голова чугунная. Лежишь как дурак. Может, сегодня будет иначе?..

Где-то в стороне внезапно вспыхнул свет. В той стороне, куда ушёл Гришка. Савелий тут же рухнул куда-то в кусты, попав лицом в паутину, и затаился, оглядывая окрестности.

— Макс! Сюда! Лежать! Лежать, я сказал! Замри!

Псу не сиделось на месте, он рвался туда, где был Гришка. Чувствовал беду. Со своего места Савелий смог различить вдалеке человеческую фигуру, застывшую в свете трёх бьющих с высоты прожекторов. Натовские беспилотники чётко зафиксировали цель. Бежать бесполезно. Через пару минут здесь будет патрульный джип.

— Слышишь? — донёсся издалека громкий голос Гришки. — Семья! Не оставь! Слышишь?

Савелий понял, чего хотел от него друг. Но ответить не мог. Он видел, как, перемешивая грязь колёсами, к Грише подъехала машина. Как двое дюжих парней заломили нарушителю руки и потащили к джипу.

Савелий сжал кулаки в бессильной ярости. А что он мог сделать? Вмешаться? Устроить драку? Попытаться вызволить лучшего друга? Бесполезно!

Джип развернулся, сверкнув фарами, и медленно потащился в сторону города. Беспилотники ещё повисели немного и разлетелись по разным направлениям. Савелий остался лежать, пытаясь задавить душившее его отчаяние. Какой смысл искать себе оправдание, если всё уже случилось? Если ничего не изменить?

А что же дальше? Гришка его не выдаст, не тот человек. Он просил позаботиться о семье. Если натовцы не будут следить за его домом, то это возможно. Да и зачем им следить?

Из памяти всплыли Гришкины слова:

«Вот этот человек — мой самый лучший друг. Суперский мужик! Я его тридцать лет знаю».

— Да дерьмо я, а не человек! — дрожащим голосом воскликнул Савелий, поднимаясь с земли. — Жил, как дерьмо, и помру так же.

Он поймал взгляд Макса, спокойный, разумный, сочувствующий.

— Пойдём, мальчик. Уж ты-то меня не бросишь? Не предашь? Ты же хороший…

Они благополучно проникли в город и добрались до заветного дома. Только там их уже ждали. И отнюдь не те, кого Савелий рассчитывал встретить.

Он вовремя заметил людей, следивших из темноты за домом. Развернулся и незамеченным поспешил прочь.

Сходили за деньгами, называется. Просто отлично прогулялись, твою мать!

Савелий попетлял по переулкам и вышел к неширокому дворику, откуда просматривался его собственный дом. Огляделся внимательно, выглядывая из-за угла и не спеша выходить на простор. Сегодня не было облаков. Светила полная луна, и темнота оставалась прозрачной.

— Сидеть, — приказал человек собаке. — Замри. Жди, пока я не вернусь. Понял?

Макс, естественно, не ответил. Савелий оставил рядом с ним сумку, а сам медленно пошёл к своему подъезду. Навстречу неизбежности. Есть ли там кто? Или нет? Ну, а куда деваться, если так подумать? Если его там не ждут, тогда всё хорошо. А если ждут… Что ж, пусть так. Только собаку жалко. Выживет ли один на улице? Не дай Бог ещё бросится выручать хозяина. Получит пулю в живот.

Не дай Бог…

Десять лунатиков жили на Луне.

Десять лунатиков ворочались во сне.

И вдруг один лунатик упал с Луны во сне!

И девять лунатиков осталось на Луне…

Савелий очень любил эту считалочку. Повторял её, когда было скучно, когда приходилось долго ждать. Наверное, он и сейчас её напевает тихонько, ожидая развязки. Этого Макс не знал, но мог предположить. Он видел, как хозяина вывели из подъезда, держа за руки. Как погрузили в серую машину и увезли в неизвестном направлении.

Пёс провожал машину отнюдь не равнодушным взглядом: всё его естество рвалось на выручку, но вбитая в сознание команда — Замри! — не давала сдвинуться с места. Хотелось бежать, хотелось выть!

Нельзя.

Оставалось только ждать. До потери сил. До потери сознания. До потери жизни. На этом строился его мир — мир ограничений и условностей. И единственный способ вырваться: просто представить, что этот мир целиком является чьей-то выдумкой. Чужой или собственной, не важно.

Макс представил, как душа отделяется от тела и бежит вперёд. Он мысленно заглянул в дом, но встретился с непроницаемой темнотой. Ни проблеска, ни звука, ни запаха. Бежать отсюда!

Он помчался туда, куда унесла хозяина машина, но быстро заплутал в рисунке одинаковых повторяющихся улиц. Тогда он бросился по дороге к зданию, где Савелий получал плату за свои курьерские услуги. Надо разыскать ту женщину, которую уважает хозяин.

Но нужное здание уже начала заволакивать тьма. Света луны уже не хватало, чтобы обрисовать неясные очертания домов. Темнота пожирала этот мир. Стирала его. Вычёркивала из пространства.

Ту же тьму Макс встретил в доме Григория, где за прямоугольниками окон клубилась осязаемая пустота. Ни огня, ни проблеска. Пусто. Этого места больше нет.

Озарением пришло слово: отречение.

Словно бы и Алиса, и Гриша, и его семья — все они были выдумкой. Чьей? Савелия, наверное. Ему хотелось иметь круг общения. Ему хотелось, чтобы было, куда можно прийти. Теперь его ожившие фантазии растворялись, лишившись фундамента. Как растворился он и сам, являясь выдумкой собственного пса. Собаки, мечтавшей о доме, тепле и заботе. Всего этого больше нет.

Душа Макса поспешила обратно вернуться к своему телу, мчась по исчезающим улицам. Мимо фальшивой жизни. Мимо застывшего трамвая. Прочь от наползающей тьмы. Вот дорога. Вот двор. Вот тот самый угол. А за ним…

За ним ничего нет. В смятении Макс закружился на месте, чувствуя, как беспощадно сгорает отпущенное ему время. Он ринулся дальше, по переулкам, сквозь щели в заборах, вдоль оврага. Перебежал по мосткам, переброшенным через пересохшую канаву, и обернулся.