Дмитрий Тагунов - На пороге [Сборник]

— Иди! — приказал вернувшийся Голос, и Ложкин пошёл на свет. Тьма шуршала и шелестела вокруг. Что-то холодное и скользкое коснулось плеча учёного, и он дёрнулся. Но продолжал идти. Кто-то засмеялся. Послышались шаги. Темнота наполнилась разнообразными звуками…

— ТИХО! — повелительно пророкотал Голос, и всё моментально смолкло. Даже Ложкин вздрогнул, хотя хозяин этого места обращался не к нему.

— Кто ж ты такой? — тихо проговорил учёный, продолжая идти на свет. Яркая точка во тьме не приближалась и не удалялась.

— Я хочу, чтобы ты ответил на мои вопросы, — сказал ему невидимый собеседник. — От этого будет зависеть твоя судьба. — Ложкин ничего на это не сказал, и Голос начал расспрос. — Кто ты?

— Ну и вопросец, — буркнул учёный. — Фёдор Ложкин я.

— Куда ты держишь путь?

— Да никуда. С кем я говорю?

— В чём заключается доказательство жизни? — От этого вопроса у Фёдора задёргалось веко.

— Почему бы не спросить у самой жизни?..

Ш-шах! Резкая вспышка и шипящий раскат опрокинули Ложкина на пол. На какое-то время он ослеп и оглох, беспомощно водя руками в воздухе. Впрочем, долго валяться ему не дали. Неизвестная, неумолимая сила подбросила его вверх и снова направила в сторону далёкого огонька.

— Спрашиваю ещё раз, — прозвенел прямо в голове Голос. — В чём заключается доказательство жизни?

— В любви! — брякнул первое пришедшее на ум Ложкин. Язык еле ворочался, было трудно говорить.

— Что такое любовь?

— Элемент счастья. Э-э-э. Святое чувство. Единение душ.

— Что ты знаешь о душе? — продолжал допытываться невидимый любознайка.

— Я хочу знать, с кем говорю! — закричал Ложкин. Ему послышались шепотки за спиной, словно своим криком он напугал таившихся в темноте существ. Какое-то время он плёлся в ожидании ответа, а затем встал, глядя вперёд и вверх. Он не знал, откуда идёт голос, но решил говорить в выбранную сторону. Просто для определённости. Неопределённость слишком сильно действовала на нервы.

— Ты хочешь знать, что я такое? — вновь ожил Голос. — Я тебе отвечу. Я — творец измерений. Я материя вечности. Я тысячи лиц, наблюдающих за вселенной. Моя сила в непостоянстве законов мироздания. Я отрицание природности. Я мост через бурную реку, я стена от холодного ветра, я оружие подчинения и порядка. Исправление ошибок моих последователей — цель моей миссии. В уничтожении забывших о послушании — свобода для нового будущего. В наблюдении и поиске истины — моё величие. Я отрицание жизни и смерти. У меня нет имени. Друзья зовут меня Главным. Враги называют меня Бессмертным.

— Тогда и я, пожалуй, буду называть тебя Бессмертным, — хмуро произнёс Ложкин. Невидимый собеседник издал смешок.

— Твоя воля сильна, но знание тем отличается от понимания, что знанию недостаёт веры. Смотри. Сейчас ты упадёшь.

— А? — не понял Ложкин, и вдруг почувствовал, что падает. Пол под ногами исчез, и учёный с криком провалился в бездонную тьму. Это было страшно: знать, что сейчас произойдёт, и оказаться к этому совершенно неготовым. Он упал на какую-то поверхность и завалился на бок.

— Ты веришь в то, что человек, испытав настоящую боль, проявляет свои настоящие качества? — Голос издевался над ним, предрекая жестокую расправу. — Я не уверен, но давай испытаем тебя. Сейчас ты познаешь боль.

Вселенная вспыхнула в огне разрушения. Каждая клеточка тела кричала о боли. Боль была нестерпимой. Болевой шок не уберёг Ложкина от чудовищного всплеска сенсорных сигналов. Сознание отказывалось отключаться. Фёдор орал, но не слышал своего голоса; в язык словно вонзились сотни иголок, и нельзя было дотронуться до нёба. Зубы костенели от зудящих импульсов. Зрачки расширились, и стало казаться, что глаза вот-вот лопнут. Из-под ногтей пошла кровь. Кожа по всему телу покраснела. Дыхание прервалось.

— Достаточно, — решил Главный. Боль схлынула, и Ложкин удивлённо уставился на свои руки. Обычный цвет кожи, никакой крови. Как и не было ничего. Голос сказал: — Вижу, тебе интересно. Любознательность — хорошее качество для учёного. Думаю, ты не откажешься познать нечто новое. Ощути истинный ужас.

Пространство накатилось, тьма проникла под черепную коробку. Тело учёного судорожно дёрнулось. Бежать! — вырвалась бессознательная мысль. Чудовищный невообразимый разум издевался над человеком, и от этого разума невозможно было спрятаться. Ложкин взмок от волнения, он лихорадочно пытался восстановить способность мыслить, но не мог. Он вскочил и бросился в произвольно выбранную сторону. И почти тут же столкнулся с чем-то невидимым и склизким. Фёдор закричал и отпрянул, не в силах вздохнуть. Воздух отказывался проникать в лёгкие. Чьи-то невидимые сильные руки оттолкнули учёного, и он полетел на пол, больно ударившись спиной. Показалось, что кто-то навис над ним. Кто-то собирался устроить над ним расправу.

И внезапно всё схлынуло, мысли вернулись на свои места, и Ложкин с изумлением перевёл дыхание.

— Понравилось? — невинно спросил Главный. — Вижу, что да. Но за любое удовольствие, как известно, надо платить. Каждая тварь знает это. И сейчас, человек, ты узнаешь цену собственной жизни. Сейчас ты умрёшь.

Бессмертный выбрал изысканный способ пытки, Ложкин удивился открывшейся ему истине. Учёный совершенно точно знал, что произойдёт с ним в следующую секунду, но абсолютно ничегошеньки не мог с этим поделать! Маленький и ничтожный перед лицом космической силы, он пытался подготовиться к собственной участи, но за отпущенные мгновения сделать это невозможно. Только страх всё нарастал и нарастал, сжимая сердце, а Ложкин ждал удара. Ждал, но удар всё равно оказался неожиданным.

Сердце учёного остановилась. Кровь ещё неслась по инерции, пытаясь продавить закрывшийся сердечный клапан, но тщетно. Ложкин ощутил колющую боль. Грудь сдавил спазм, тело онемело. Фёдор выдохнул… и не смог вздохнуть. Он лишь бессильно захрипел, осознавая в приступе паники, что вот-вот оборвётся его жизнь. Можно, думал он, подготовить себя к смерти, но желание жить неизбежно вернётся в процессе «умирания». Жить! Всё что угодно, лишь бы жить! Ослепнуть, оглохнуть, потерять руки и ноги! Обгореть до костей! Только бы жить. Только бы не умирать. Цепляться за воздух, за солнце, за привычный мир! За надежду вернуться к привычному миру! Цепляться за жизнь! Тело холодело, сознание гасло, с безнадёжным отчаяньем понимая, что больше никогда уже не сделать шага, никогда не глотнуть воздуха, никогда не высказать и не превратить в действие собственную мысль. Страшное слово «никогда».

Что-то неосязаемое коснулось застывшего сердца и слегка подтолкнуло его, снова заставляя работать. Паралич отпустил. Задрожали руки. Ложкин медленно втянул в себя воздух.