Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

— Ступай, коль народ просит. Я тоже гляну, что подправить, пока ты здесь, — хлопнул его по плечу Иван.

Будто крапивой кто вытянул, «пока ты здесь». Впрочем, тут же и забылось. Не до того сейчас. Дело понятное: никто так, за здорово живешь, с места насиженного срываться не станет. Тем паче, сколько лет здесь жили, и родители, и деды-прадеды. А с другой стороны взглянуть: коли уж судьбой ему написано земле родной защитой служить, не может он здесь остаться. Никак не может. Но и долг свой перед отцом-матерью тоже помнит. Им до старости — не сто верст. Не бывать такому, чтоб они кому на шею сели, чтоб их за глаза куском хлеба попрекали, при живом-то сыне-богатыре. Вот и выходит, что лучшего всего поступить так, как он придумал. Главное — слова нужные подобрать.

А их и подбирать не пришлось. Потому как когда вечером в избу вернулся, — раньше никак не пришлось, — все уже без него решено было.

— Ты вот что, сынок, — сказала ему Ефросинья. — Ты там устраивайся, в дружине-то, в Киеве, а далее — поглядим. Обустроишься, обживешься, может, и мы к тебе. Ну, а если не так случится, как думается, станется — ты к нам.

Не стал Илья ни спорить, ни разубеждать. Время покажет его правоту.

Единственное, в чем он не прав оказался, так это срок не рассчитал. Мнилось ему, неделей управится, ан все две ушло. Сельчане, будто нарочно, к его приезду дел поднакопили, где его силушка востребована оказалась. Наверное, еще больше б нашлось, если б не отговорился заботами срочными да обещанием вскорости обратно быть.

…Снова на коне Илья, в полном вооружении. Летит-поспешает в стольный Киев-град. Никогда прежде там не бывал, только по разговорам себе и представляет. Красивым. Раскинувшимся на несколько верст, окруженным стеной белого камня, с высокими башнями, с золотыми воротами. Это ж какому богатству несметному должно быть у князя киевского, ежели там ворота городские — и те из чистого золота? А еще терема у жителей, самые маковки — те тоже золотом крыты. Так сверкают на солнце — глазам мочи нет. И река возле города, куда как шире той, что возле деревеньки родной. Славутичем зовется. Ладей там, кораблей разных — видимо-невидимо. Со всего свету белого гости съезжаются с товаром красным.

И так это Илье представляется, что блеснет где солнышком озерко, а ему купола золотые мерещатся. Хотя и знает, ежели доберется, то не иначе как ближе к вечеру. Ближе Киев-град гор Сорочинских, однако ж и до него путь неблизкий. Как-то его там примут? Солнышко уж за полдень перевалило. Скоро, скоро Киев-град…

Стал вдруг Илья примечать, что посреди синевы да моря, то зеленого, то желтого, стали какие-то черные пятна попадаться. Не сразу в глаза бросилось, а как-то невзначай. Что бы это могло быть?

Не утерпел, хоть и мнит себя богатырем, а супротив любопытства не устоял. И то сказать, много ли на свете белом таких людей сыщется, чтобы одолеть смогли свойство такое человеческое? Взять, скажем, лису. Опытные охотники говорят, что зверь этот зачастую и пропадает из-за своего этого самого любопытства. Потому как про опасность забывает, сам на ловца идет. В сказках про его хитрость рассказывают, а на деле совсем наоборот получается. Только этим самым охотничкам про самих себя бы вспомнить, сколько раз сами впросак попадали, по причине любопытства, а не на лису кивать.

Придержал Илья коня богатырского, как завидел чернь впереди, благо, не посреди леса виднеется, и даже дорога к ней ведет. А как запах учуял, крякнул с досады. Гарью несет. Село тут где-то спряталось, не разглядел. Пал народ учинил, лес под пашни выжигает, всего и делов-то. И как только сразу не сообразил?.. Ну, раз уж вышла заминка, так тому и быть. Напиться у колодца, коня напоить, передохнуть несколько, порасспрашивать, далеко ли ему еще, не сбился ли с пути. Оно понятно, конь у него необыкновенный, сам дорогу выбирает, а вдруг?.. Всяко бывает. А жгли не толково. Вон, сколько дерев обгоревших стоит. Так и пожар лесной устроить недолго. Совсем, что ли, без головы? Ишь, земли понавалили… Только земля, она полезна, когда огонь понизу идет, а вот ежели поверху… И лесу погорелого понавалили, побросали… Погодь, кажись, не лес это вовсе…

Не лес. Не стволы обгорелые понавалены-поразбросаны. Бревна. Что когда-то избами стояли.

Спешился Илья. Огляделся, прислушался. Научил его Святогор лес слушать, чтоб в засаду вражескую не угодить. Нет впереди засады. Пошел тихо.

Вот оно селение, как на ладони. Все, что осталось. В полную силу погулял здесь огонь, ничего не пощадил. Даже печи, и те в крошево черное обратились. Должно быть, не справились люди с напастью, дождь справился, когда пламя и без того стихало, вволю натешившись. Вон какие потеки на земле, ровно руки, длинные да тощие, такие же пальцы растопырили. Как у кикимор, что из изб горящих выбраться не успели. Чернеют посреди серой земли. Эк ее опалило… У них в деревне тоже случались пожары, но чтобы вот так, все избы дотла, о таком не вспоминали.

А как же люди? Что с ними? Ни живых не видать, ни мертвых. Никто не копошится на пожарище. И вообще никого живого не видать. Ветер пепел да золу гоняет с места на место, а больше никакого движения не видать. Ворон нет, следов зверей диких — тоже. Хотя пожарище свежее, не более недели. А еще тишина особенная, не смотря что звуков всяких полным-полно. Уж не приключилось ли в этих краях болезни какой, от которой только так и спастись можно? Увели скот, увезли хозяйство, да и подожгли? Редко такое случается, однако ж бывает.

Насторожился Илья. Вроде как шевеленье впереди обозначилось, на самом краю пожарища. Поднес руку к глазам, всмотрелся, и впрямь — будто собака в угольях ковыряется. Добро. Собака, она иногда столько же, сколько и человек поведать способна, ежели в глаза ей всмотреться. Многое чего увидеть можно, коли уметь. Не убежит, испугавшись, так и узнаем, что приключилось.

Идет Илья, спокойно, размеренно, чтобы не спугнуть ненароком. А та вроде как не слышит, роется себе. Только когда звякнул ненароком кольчугой о стремя, услышала, прянула в сторону, поднялась на задние лапы и оказалась не собакой, а человеком.

Сколько лет — не определить, до того сажей вымазан. Рубаха, порты, серое все, пепельное. Волосы с одной стороны головы свисают, ровно пакля, с другой — торчмя торчат. И взгляд пронзительный такой, вызывающий.

— Здоров бывай, человече, — остановился Илья.

Тот немного помедлил с ответом, затем буркнул неприветливо.

— Здоровей видали…

Опешил Илья. Не ожидал такого приветствия ответного. Обидным показалось. Нахмурился. Посуровел.

— Ишь, надулся, ровно мышь на гречу… Испугались тебя, как же… Богатырь… Герой… Один такой, али много вас? Остальные где — по лесам прячутся?

— Ты чего несешь-то? Умом рехнулся? — грозно спросил Илья. — Какие-такие остальные? Кто по лесам прячется? С чего бы это?