Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

Корнелий отступал вглубь. Пятился спиной вперед – к лифтовой площадке, пятился до тех самых пор, когда до него донесся вопрос Брута:

– Так ты уступишь мне сегодня смену? Это моя последняя возможность доказать ему… показать ему…

Ответа Нити Корнелий уже не расслышал, так как уперся в нечто твердое, горячее и явно – не стену лифтовой площадки. До той еще десяток таких вот шажков – спиной вперед. От внезапного препятствия комиссар отскочил – сработали рефлексы, – развернулся, но тут же опустил изготовленные к схватке руки. Под потолок коридора, чуть не упираясь шишками антенн в световые панели, стоял робот. Тот самый – первопроходческий, назначенный Червоточиным царем Амальтеи. Минотавр.

– Простите, – сказал робот. – Я испугал вас, возмутив траекторию вашего движения. Но вы двигались столь неестественно, что имелась вероятность зацепиться за поёлы и упасть. Пониженная гравитация смягчила удар, но я счел необходимым предотвратить несчастный случай.

Корнелий на мгновение замер. Меньше всего ему хотелось, чтобы этот металлический соглядатай двинулся в галерею и застал там молодых людей.

– Прогуливаетесь? – поинтересовался комиссар, попытавшись встать в коридоре так, чтобы первопроходческий антиквариат не мог его миновать, не попросив подвинуться. На что он, Корнелий, конечно же, согласится, но сделает это не сразу, а потянув время и по возможности возвысив голос, чтобы его услышали Нить и Брут. Сообразив, что их уединению пришел конец, приведут себя в надлежащий для исполнения служебных обязанностей вид, а то и вовсе ускользнут от нежелательной встречи с царем базы. – Разминаете, так сказать, механические сочленения, гм…

Больше всего в металлическом болване раздражало отсутствие глаз. Опоясывающие металлическую башку буркала в счет не шли, скорее наоборот – они походили на черные пуговицы, хаотично разбросанные по голове робота, делая его смахивающим на паука. Торчащие рога антенн придавали ему еще более чудовищный вид. Корнелий попытался сосредоточиться на парочке подходящих под эрзац-глаза буркал, но выходило не очень – их акулья холодность вызывала в теле озноб. Хотелось даже ближе подвинуться к тепловой панели.

– Я за вами, – сказал робот, не делая попыток миновать Корнелия. – Червоточин приглашает вас подняться в башню для наблюдения за экспериментом эс-че номер двести семьдесят четыре дробь а.

– Что? Какого эксперимента?

Робот повторно отчеканил:

– Эксперимент с кодовым шифром эс-че, что означает «создание червоточины». Номер эксперимента согласно журналу – двести семьдесят четыре дробь а.

– Понятно… спасибо за приглашение. – Корнелий невольно оглянулся, но тут же повернулся к роботу. – Вы ведь меня проводите? Я не ориентируюсь в вашем лабиринте.

По форме Амальтея напоминала неряшливо чищенную картофелину, из которой пришлось вырезать кратеры укоренившейся гнили. Самый глубокий – Гея – уходил на десятую часть диаметра планетоида в рыхловатую ледяную поверхность. Исследовательская база располагалась на дне Геи, поэтому отсюда – из башни – казалось, что на близком горизонте громоздятся высокие ледяные горы. Поскольку приливное действие Юпитера синхронизировало два цикла Амальтеи – вокруг гиганта и вокруг собственной оси, восход газового гиганта обеспечивался либрацией спутника. Как объяснил Корнелию приданный ему юнец-проводник с нежным пушком на румяных щеках, его комиссар про себя назвал ординарцем, время проведения опытов старались выбирать так, чтобы Юпитер не заслонял небо.

– Так лучше виден ход бурения, – весело объяснил юнец, и опять Корнелий не понял его жаргонизм.

– Бурение? – переспросил он. – Я как-то иначе…

– А! Нет, не в том смысле! – Юнец от восторга хлопнул себя по бедрам ладонями. – Ой, не могу! Так и представил себя горняком! Да и что тут копать? Комок космического снега, к тому же протаявший. Тут везде полно пустот, знаете ли… Нет, мы бурим вакуум. Бурильщики вакуума! Это звучит гордо! – Скорость словоизвержения ординарца была невероятной, и Корнелию приходилось прикладывать усилия, чтобы воспринимать хотя бы общий смысл словесного водопада, обрушиваемого на его голову. Ординарец бесцеремонно схватил комиссара под руку, подтащил к экрану:

– Вот бурильные установки, ну, не бурильные на самом деле, мы договорились, у нас терминологическая аберрация, на деле – самые мощные лазеры в Солнечной системе, патрон специально заказывал в Небесном Пхеньяне у космократоров… мощность… энергопоток… степень когерентности… странное число… – Ординарец выстреливал цифры с точностью до десятого знака после запятой со скоростью пулемета. И по большей части Корнелию непонятных, хотя за время пути на Амальтею он постарался, насколько мог, вникнуть в теорию и практику искусственных сингулярностей, однако сейчас не мог выявить в пулеметной речи юнца промежуток, достаточный, чтобы попросить уволить его от подробностей. Пришлось несколько раз прокашляться, последний раз совсем уж нарочито громко и неприлично, прежде чем юнец соизволил прерваться и озаботиться здоровьем подопечного. – Простите, с вами все в порядке?

– Всё… – сипло сказал Корнелий. – В горле запершило… А нельзя ли… уважаемый И… – На нагрудном шевроне юнца было выткано И. Царевич, но комиссар сомневался, что это истинная фамилия, а не шутка.

– У меня такая фамилия, – не замедлил подтвердить И. Царевич. – Почему-то некоторых смущает. В ней что-то не так?

– Нет-нет, нормально, – поторопился Корнелий. – Но позвольте уточнить… я скажу своими словами, а вы только кивните – прав или нет относительно того, что здесь будет происходить. Договорились? – И. Царевич кивнул. – Славно. Так вот… насколько я понимаю, на тех треножниках расположены мощные лазерные пушки, а на платформе укреплена мишень из металлического водорода. Эксперимент состоит в том, что лазерные лучи со специально отмодулированной когеренцией воздействуют на мишень, в результате теоретически должен возникнуть индуцированный выброс виртуальных частиц с соответствующим нарушением законов сохранения. А так как Вселенная не терпит нарушений законов сохранения, то вслед за этим образуется квантовый объект – сингулярность, который снимет факт вопиющего нарушения фундаментальных основ мироздания… Так?

– Не так! – раздался веселый голос из-за спины Корнелия. Услышав его, И. Царевич вытянулся во фрунт, задрал подбородок, выпучил глаза, и комиссару показалось, что юнец во все горло заорет: «Здравия желаю, товарищ генерал!» или какое там себе звание присвоил Червоточин.