Евгений Авербух - Ксаны. По ту сторону моря

– Сэнго, – взмолился я, – пожалуйста! Я приехал сюда отдохнуть от всех этих споров.

– Извини, Эйка! – улыбнулась она, успокаиваясь.

Встав с диванчика и вновь подойдя к окну, она немного помолчала и уже спокойным тоном продолжила:

– Я выросла на этом острове и любить его. Может быть, по моим прежним словам ты подумать другое, но это не так. Я еще молодая, но не как Шинджу, которая любить покой и простоту, – я любить действовать, я любить жизнь и общение, я любить все те технологические новшества, что ты не любить. Что человек без технологий? Этот как самурай без своего меча и саке!

Она задернула штору и обернулась ко мне, взирая на меня своими дивными глазами.

– Я любить Аошиму, любить свою семью и этот дом, но, как говорила моя прабабушка Кумико, повторяя нашу народную древнюю мудрость: «Никто не спотыкается, лежа в постели».

– Сэнго, – ответил я, – я вовсе не против технологий, а против их чрезмерно быстрого развития. Человек не успевает следить за всеми изменениями, к которым они приводят, а тут еще хотят выпустить на мировой рынок системы, которые включают в себя планирование человеческой активности. Представляешь, аппараты начнут принимать решения за нас! Этого ли хотела Кумико?

Сэнго непонимающе пожала плечами.

– Представь, что компьютерные системы начнут решать за нас, что и когда нам кушать, что и когда нам можно говорить, когда и куда нам можно ехать… О ЧЁМ НАМ МОЖНО ДУМАТЬ!

– Я думать, вы, модераты, слишком преувеличивать! – ответила она, вновь садясь на диванчик.

– Я так не думаю. Посмотри на эти картины, которые так любила твоя бабушка, – я перенес свой взор на стену салона, где висели миниатюры, – Почему она их любила? – спросил я у нее.

Сэнго подошла к одной из миниатюр и долго всматривалась в столь знакомое ей изображение женщины, как будто бы видя его в первый раз. Я тихонько подошел к Сэнго и остановился позади неё, чтобы посмотреть, что же ее так зачаровало.

На картине была изображена молодая девушка, – вернее, ее лицо и руки, – лежащая на одеяле, разукрашенном цветами: красивые кисти и пальцы рук расслаблены и покоятся перед полусонным и нежным лицом с правильными чертами лица; слегка полуоткрытый рот и полузакрытые глаза, собирающиеся вот-вот утонуть в мире грез… – вся зарисовка создавала атмосферу умиротворения от повседневных забот и проблем.

Неожиданно я поймал себя на том, что рассматриваю спину и затылок Сэнго, любуясь их тонкими и стройными контурами. Только я успел об этом подумать, как Сэнго резко обернулась, поймав мой не совсем уместный взгляд на ее фигуру.

Мне стало неловко, и я отвел глаза, чувствуя, что краснею, но Сэнго еще какое-то мгновение продолжала всматриваться в мое лицо.

– Наверное, мне пора, – пролепетала она, явно смущенная моим взглядом, и двинулась к выходу.

Я проводил ее до двери. Обувшись, Сэнго вышла во двор, вновь превратившись из милой девушки в озорную и колючую барышню.

– Спасибо за экскурсию по дому! – поблагодарил я ее.

Она склонилась в легком поклоне:

– Приходи к моему отцу, – сказала Сэнго, – я думать, что ты ему очень понравился.

«А тебе?» – подумал я.

Сэнго развернулась и отправилась обратно домой.

Я уже повернулся, чтобы вернуться в дом, когда услышал, как она зовет меня:

– Эйка! Кумико очень любить эти картины, потому что их подарить ей мой прадедушка, который утонул.

Следующий день я решил посвятить своему знакомству с островом.

Встав рано утром и позавтракав яичницей со свежими булочками, заказанными мной заранее и обнаруженными в плетеной корзинке у входа, я переоделся в брюки для прогулки и в рубашку с длинными рукавами – на острове произрастало много зелени и высокой травы, о которую можно было легко поцарапаться.

Сложив в рюкзак пару бутербродов с сыром и бутылку с водой, я обулся, нацепил кепку и вышел на улицу. Освежающий запах моря окончательно взбодрил меня. Слышался успокаивающий плеск волн и шелест листьев магнолии, росшей во дворе.

Над морской поверхностью всё еще расстилалась утренняя дымка, не успевшая развеяться от летнего муссона, дующего со стороны океана на остров. За дымкой, вдали, плавали горы Сикоку. А на фоне всего этого чарующего пейзажа восходило Солнце, пробиваясь сквозь утренний туман и разливаясь по всей морской глади.

Где-то издалека, со стороны моря, раздавался едва слышимый свист пестролицых буревестников. Видимо, они кружили в поисках пропитания вокруг успевших выйти в море рыболовецких лодок.

На половине Томских стояла полнейшая тишина – наверное, они еще спали, так как я не заметил никакого света или движения за окном.

Вчера вечером, незадолго до того, как отправиться на боковую, я наметил маршрут предстоящего похода и предложил Майку и Лидии присоединиться ко мне. Майк после долгих раздумий выразил желание принять участие в прогулке, но когда Лидия извинилась, что устала от переездов и не сможет встать рано утром, с явным сожалением отказался от моего предложения.

Сегодня я решил навестить остатки храма Эбису, который находился на восточной половине Аошимы, а также осмотреть ту часть острова. Судя по карте, расстояние от моего домика до намеченной цели путешествия равнялось примерно тремстам метрам.

Выйдя на заасфальтированную дорожку, которая должна была привести меня к храму, я осмотрелся. За домом начиналась небольшая возвышенность, склон которой представлял из себя дикую смесь кустов и травы, над которыми возвышались высокие заросли деревьев. Я различил среди них зубчатый дуб и японский бук. Повернувшись на восток, я увидел, что вся эта зеленая стена кустов и деревьев тянется вдоль всей левой стороны дорожки на протяжении ста метров, после чего ее путь прерывается невысоким утесом, тоже полностью утопающим в зелени.

С правой стороны дорожки, в двадцати метрах от нее, плескалось утреннее море, огражденное от берега бетонированной преградой. Дорога шла наискосок к этому заграждению и уже у самого утеса практически касалась его.

Осмотревшись и вспомнив, что по карте надо всегда держаться этой дорожки, я двинулся по ней в сторону утеса.

В общем-то, целью моей прогулки был не только осмотр местной флоры и останков храма, но и острое желание насладиться предоставленным мне одиночеством, чтобы стряхнуть с себя накопившееся волнение.

Дойдя до утеса, я обнаружил ведущие на возвышенность ступеньки. Прежде чем подняться по ним, я воспользовался образовавшейся природной смотровой площадкой, чтобы полюбоваться зачаровывающим воображение ландшафтом. Сама площадка была огорожена с северной стороны холмом, с восточной – утесом, а с южной – бетонированным ограждением, облокотившись о которое, я залюбовался открывшейся панорамой.