Сергей Магомет - Великий полдень. Роман

Сначала заговорили о якобы грядущей грандиозной денежной реформе (хотя и младенцу было ясно, что реформировать, слава Богу, уже решительно нечего, поскольку этих реформ и так было проведено без счета). Затем пошли слухи о подспудных волнениях в армии и возможном выдвижении из армейской среды военного диктатора. Последнее связывалось с усилением активности так называемых теневых структур и готовящемся путче с последующей всеобщей криминализацией, повсеместным террором и анархией, чему могли противостоять лишь военные. И, наконец, договорились до того, что уже сформировано параллельное временное правительство, в планах которого не то произвести смену общественно-государственного строя (…какого на какой, интересно?!), не то вообще провозгласить отмену каких-либо национальных государственных институтов по причине построения одного общемирового дома, – что, само по себе, было бы, наверное, не так уж и плохо.

Конечно это были только журналистские утки и обывательские бредни, и не стоило бы обращать на них особого внимания, но жизненный опыт подсказывал, что с подобных бредней у нас обычно и начинается все самое паскудное.

Наши старички, у которых на такие дела был благоприобретенный нюх, отреагировали первыми: принялись обсуждать, не пора ли запасаться спичками, стеариновыми свечами и макаронами. Мой отец, которого я всегда искренне считал мудрым старичиной, вдруг приволок откуда-то с толкучки допотопную керосинку и принялся демонстративно ее чистить. Наташа, конечно, быстро ликвидировала этот приступ помешательства – вышвырнула антикварную керосинку вон, а свекра пригрозила отправить в специальный санаторий, но въедливый запах керосина остался, а вместе с ним ощущение тревоги: вот, мол, оно – началось!..

Через некоторое время я пересекся с профессором Белокуровым, который, будучи природным аналитиком и обществоведом, считал своим долгом находиться в курсе всех подробностей текущей политической ситуации, а также закулисных интриг. Доверительно склонившись к моему уху, профессор доходчиво и с научной точки зрения объяснил мне суть происходящего. Во-первых, учитывая нашу национальную специфику, любая смена правителя есть смутное время по определению, то есть предполагает наличие этой самой политической мути и ядовитого угара, а следовательно, порождает некоторые тревожные ожидания. Во-вторых, данный момент является чрезвычайно темным, можно сказать мистически и метафизически разломным, и обладает креативным свойством продуцировать всяческие турбулентности. Это его, профессора, дословная формулировка.

– Вот оно как, – молвил я.

Профессор авторитетно тряхнул брылями. Он спешил на ученый совет и, сутулясь, убежал. Вместо него, откуда не возьмись, материализовалась его богемная половина, которая взяла меня под руку и за чашкой кофе нашептала, что на самом деле все обстоит даже сложнее, чем объяснил профессор. А конкретно – «продуцированные турбулентности» еще бы ничего, но вот какой случился совершенно неожиданный сюрприз: наш домашний маршал Сева, ревностный служака и душа-человек, элементарно «дал говна».

– Чего-чего? – переспросил я, думая, что ослышался.

Но нет, не ослышался. Она повторила. Дескать, именно так охарактеризовал поведение маршала сам Папа. И, видимо, не безосновательно.

Маршал Сева, герой многих справедливых (и не очень) войн, изначально был правой рукой народного любимца Феди Голенищева и клятвенно обещался обеспечить новому правителю полный контакт и взаимодействие с военными. Однако, когда дошло до дела, вдруг закапризничал и потребовал, чтобы предварительно его сделали генералиссимусом.

– Зачем? – пробормотал я. – Это же просто глупо…

Богемная половина взяла меня за руки.

– Действительно, – кивнула она. – Очень глупо. Ты творческий человек, Серж. Как и я. Нам эти надрывы и припадки обывательского тщеславия неведомы. Мы существуем в мире идей. Мы живем в горних высях и питаемся так сказать акридами. Ради высших целей. Ради озарений!..

В общем, сказался тот самый человеческий фактор, хотя от маршала Севы, заслуженного ветерана, этого никак нельзя было ожидать. Разумеется, не могли ему дать генералиссимуса так сразу, с бухты-барахты, это уж извините, были дела и поважнее. Но он якобы стал прямо намекать, что, мол, тогда и без вас сделаюсь генералиссимусом. Еще, мол, сами придете мириться и дружиться… Папа после покушения, хотя и находился под впечатлением недавней контузии, горячиться не стал. Он только распорядился, чтобы «кандидату в генералиссимусы», уже якобы начавшему поднимать войска и обкладываться верными батальонами десантуры, передали, что он, Папа, вместе с Федей Голенищевым намерен смиренно приехать к маршалу в бункер для вручения «верительных грамот». Впрочем, Папе не пришлось беспокоиться. Почти мгновенно поступило встречное сообщение. Должно быть, мятежный маршал до того впечатлился христианской кротостью Папы, что быстренько образумился, и сам летел к Папе с выражением всемерного раскаяния и абсолютной лояльности. Они недолго беседовали. Непосредственно от Папы, пристыженный и притихший, блудный маршал отправился прямиком на исповедь к о. Алексею, который принял исповедь и, чувствительно стукнув свое духовное чадо костяшкой согнутого среднего пальца по лбу, отпустил с Богом. Инцидент, как будто, был исчерпан.

Что касается меня, то я был очень рад, что все обошлось бескровно. Я-то понимал, что Папа очень даже был способен отреагировать иначе. Куда как не по-христиански.

Дальнейшее можно было восстановить при помощи элементарной логики. Невинный, почти семейный эпизод не удалось сохранить в тайне. Мимолетная распря в верхах, промедление и шатание в окружении Папы спровоцировали не только упомянутые, ни на что не похожие слухи, но и, по всей видимости, учитывая судьбоносность и горячку смутного времени, заставили кое-кого предпринять поспешные шаги, что и положило начало расколу, который, как я надеялся, еще можно было преодолеть.

Теперь я понимал, что крылось и за другим эпизодом. Ко мне уже подсылали посредников от нашей местной мафии, которая прочно утвердилась под видом районных выборных органов, вроде комитетов народного самоуправления. С предложениями сотрудничества. Господи, какого они ждали от меня сотрудничества? Присутствовать народным заседателем на их судах Линча что ли? Или комиссарить в местном вооруженном формировании?.. Обычно я отговаривался под предлогом чрезвычайной загруженности и по причине непрерывного творческого процесса. Но на этот раз, едва я вернулся в Город, меня остановили прямо на улице и льстиво, но с бандитской бесцеремонностью усадили в машину и доставили на какое-то их районное мероприятие.