Алина Николевская - Когда кролик атакует

– Ну, это понятно, – перебила Агнета, боясь утратить способность ориентироваться по огонькам немногих понятных слов и смыслов. – Вы лучше расскажите, что произошло дальше лично с вами.

– Произошло «Прощай Америка!». С нами не стали продлевать контракт. Этот чёртов Чанг, эта сволочь, этот сраный конъюнктурщик просто выплеснул наши мозги на помойку!

Игнат – лицо в красных пятнах – надолго погрузился в молчание.

Через некоторое время Агнета нарушила тишину.

– Простите, а «с нами» что означает? – осторожно поинтересовалась она. – Вас целая группа, что ли, была учёных из России?

– Да нет, нас только двое было. Я и Михаил. Тот самый еврей из Минска, от трупа которого ты так ловко прошлой ночью избавилась. Достал он меня неаккуратностью, забывчивостью, наглостью и ничем не обоснованными амбициями. Он у Чанга тихо сидел, а в Москве разнуздался – захотел в теме главенствовать. А он в Москве кто? Да никто. Просто младший научный сотрудник, работающий по временному договору в институте химической физики Российской Академии Наук, куда я его устроил. Сам я после Штатов возвратился на своё прежнее место в этом же институте в качестве старшего научного сотрудника. Ну и кто после этого главнее?

Это было утверждение в форме вопроса, не требующее ответа, и Агнета просто подумала, какая страшная жизнь у младших и старших научных сотрудников, карающих смертью за одно лишь намерение главенствовать в теме. А какая, кстати, тема?

Игнат очень оживился, услышав вопрос.

– Ну вот мы и подошли к самому главному. – Он глядел на неё с явным одобрением. – Тема всё та же, литиево-ионная. Мы с Михаилом знали, что укрепить кристаллическую решётку электродов можно, если начать экспериментировать с введением ниобия, золота и серебра, поэтому просто не могли себе позволить не довести этот проект до ума. Кроме того, хотели умыть Чанга, а потом, нет сейчас в РАН никакой возможности начать что-либо новое с нуля. Везде разруха и запустение, и с оборудованием просто беда. Кстати, именно плохая оснащённость делала нашу затею с дальнейшим экспериментированием практически неосуществимой. Но помог случай. Понимаешь, самоорганизация по методу Чанга выглядит следующим образом: смесь наночастиц оксида кобальта и графита помещается в корпус будущей батареи, куда добавляется электролит. Частицы оксида кобальта притягиваются друг к другу, но отталкивают частицы графита. Процесс длится до тех пор, пока силы притяжения и отталкивания не достигнут равновесия, то есть, примерно за двенадцать минут. В результате образования пары анод-катод, полностью разделённой интерфазой – электролитом, батарея приходит в рабочее состояние и готова к разряду. Стоит лишь нажать кнопку пульта. – Игнат вынул из кармана чёрную плоскую штуковину круглой формы, похожую на пульт-брелок для гаражных ворот и положил на стол рядом с металлическим «коробком». – Алгоритм понятен?

– Понятен, – неуверенно кивнула Агнета. – Но нельзя ли без технических подробностей?

– А их больше и не будет. – Он успокаивающе поднял руку. – Хотя вот ещё одна, самая главная: процесс самоорганизации не пойдёт без необходимых внешних условий – соответствующей температуры и соответствующего электромагнитного поля. Создать такие условия при плохой лабораторной оснащённости – проблема. Мы долго не могли её решить, пока вдруг не обнаружили, что необходимыми параметрами обладает человеческое тело! Зацени гениальность открытия!

– Живое тело? – уточнила Агнета, внутренне холодея.

– Глупый вопрос! – Игнат округлил глаза. – Конечно живое. Это потом при сильном разряде сердце не выдерживает и наступает смерть от инфаркта миокарда. Ну так вот, обнаружили мы это свойство человеческого тела случайно. И безалаберность Михаила тут сыграла положительную роль. Как-то раз, придя на работу, он по рассеянности напялил на себя вместо своего рабочего халата халат уборщицы, а уходя, зачем-то положил батарейку в нагрудный карман. На следующее утро я в хаосе его стола пульт нашёл, а батарейку обыскался. Михаил как всегда опаздывал, и я, находясь в сильнейшем раздражении, утопил кнопку пульта, просто импульсивно сжав пальцы. И почти сразу услышал в соседней комнате какой-то грохот. Это свалилась на пол уборщица, которая убиралась у нас раз в неделю, и был как раз её день.

– Она умерла? – спросила Агнета, чувствуя, как холод от живота опускается к ногам. – Её убила батарейка в нагрудном кармане?

– Ну да, умерла от разрыва сердца, – кивнул Игнат. – Сильный разряд убивает, и это, наверное, плохо. Но сильный разряд означает, что эксперимент прошёл удачно. И это хорошо. Кстати, когда Михаил велел тебе прижать батарейку к сердцу, это было частью эксперимента.

Агнета подумала, как беззащитен человек перед лицом науки и как страшна его биологическая судьба. Вслух же спросила:

– А у кого был пульт?

– У Михаила.

– Если б он нажал на кнопку, я бы тоже умерла от разряда, как та уборщица?

– Совершенно верно. – Лицо Игната оставалось невозмутимым. – Но я был против использования тебя в эксперименте, поскольку не люблю бессмысленных жертв во имя науки. Я дал понять Михаилу, что худосочный кролик – не замена полнокровному кабану, и эксперимент, таким образом, не будет чистым. Но ты же помнишь его упёртость в желании настоять на своём. Командовал, руками махал, диспозицию выстраивал, допросы устраивал. Достал так, что пришлось от него избавиться. А ведь когда-то мы с ним очень неплохо сотрудничали.

Игнат принялся рассказывать о бомжах в районе аэропорта, которых они с Михаилом убивали десятками для положительных количественных показателей своих экспериментов, типа, чем больше разрядов выдержит батарейка, тем выше шанс создать надёжный, долговечный и экономичный аккумуляторный блок для электромобиля. А Агнете хотелось зажмуриться и закрыть ладонями уши, поскольку поняла: дело обстоит намного хуже, нежели она себе представляла. Ведь перед ней сидел не психопат, и даже не социопат, а некий, доселе неизвестный антропоморфный индивид, не обладающий человеческой природой в принципе. Он способен думать, разговаривать, совершать осмысленные действия, быть первооткрывателем в науке, но не в состоянии испытывать чувства, переживания, эмоции. Она чувствовала в нём существо настолько чуждое её опыту, её жизни, её прошлому, что представлялось чем-то диким, лишённым смысла задать простой вопрос: «Были ли дети у несчастной уборщицы?». Зачем, если об обездоленных бомжах он говорит, как о расходном материале, а её сравнивает с худосочным кроликом, на которого и пули (разряда батарейки) жалко. Выбирали они с Михаилом для своих экспериментов самых слабых и беззащитных, потому что беззащитность, как сказала когда-то Ирэн, – «будоражит этих тварей, за версту чувствующих лёгкую добычу».