Игорь Судак - Добрые сутки или Вера для атеиста

— Ну, хорошо, - Десницкий немного смягчился, - я не со всем согласен, но, допустим, когда-нибудь научатся наши далекие, или пусть даже близкие, потомки восстанавливать давно умерших людей — кого они тогда восстановят? Того, кто для них интересен: Пифагора, Моцарта, Наполеона, Эйнштейна, многих других ярких и известных личностей, оставивших заметный след в истории, того же Пушкина, как вы сказали. Но зачем им нужны будут миллиарды серых, ничем не примечательных людей, которые и в своем времени ничем не выделились? Их-то зачем тащить в будущее?

— Вы знаете, мне кажется просто невероятной ситуация, при которой, имея техническую и финансовую возможность воскресить абсолютно всех, наши потомки захотят вернуть только великих. Во-первых, грядущее человечество, или пусть это станет сверхчеловечество, неизбежно будет великодушным и гуманным, это будет общество, в котором права личности ценятся важнее любых групповых интересов, будь то этнические, классовые или еще какие-нибудь, - иначе оно еще раньше уничтожит планету и себя. Во-вторых, я уже говорил о понятии «права на бессмертие». Все жившие когда-нибудь люди уже автоматически имеют это право, независимо от их роли в истории и уровня интеллекта. В-третьих, с точки зрения могущественных людей будущего уровень ума Эйнштейна будет не слишком отличаться от уровня сельского дурачка. И тот и другой будут подвержены адаптирующей коррекции и глобальному обучению при сохранении их личностных качеств — и еще неизвестно кто из них окажется нужнее будущему. Ведь иной аутичный пастушок из средневековья мог бы быть сейчас гениальным программистом. В-четвертых, раньше пожилых людей убивали или бросали, когда еда доставалась тяжело, а теперь за немощными и выжившими из ума стариками ухаживают, хотя смысла в их жизни особого нет. Что же изменилось? Цивилизация. То есть вопрос, который вы задаете, для человека из будущего будет вопросом дикаря с примитивным мышлением. И, наконец, в-пятых, допустим, начнут возвращать только великих. Вдохнули жизнь в того же Пушкина, оживили его полностью, как личность, с его чувствами, воспоминаниями и привязанностями. Как вы считаете, разве он не похлопочет, узнав, что воскрешать нетрудно, о своей жене Гончаровой, о своих детях, Дельвиге, других друзьях-лицеистах, Арине Родионовне, о своих многочисленных возлюбленных. Пару сотен современников он лично попросит вернуть. И ему вряд ли откажут. А у тех ведь свои близкие люди и друзья. Да за короткое время цепочки воскрешений не только покроют густой сетью весь девятнадцатый век, но кругами уйдут в восемнадцатый, семнадцатый, шестнадцатый, а так же — в двадцатый и двадцать первый.

— И если сам Пушкин не замолвит словечко за своего убийцу — Дантеса, то его вытянут с другой стороны другие люди, его друзья и близкие?

— Ну конечно же! Очевидно, что так вернут всех. Не так уж и много людей жило за всю историю — не более ста миллиардов…

Одновременно с этими словами на лестничной площадке послышался шум, ругань и короткая возня. Потом в дверь коротко позвонили. Алеша замолчал, а Десницкий задумался. Алена вышла.

Алеша смотрел на молчащего Десницкого. Ему очень хотелось успокоить этого по сути несчастного, загнанного в угол и брошенного всеми человека, заронить хотя бы какое-то сомнение в его затею и протянуть ему пусть даже самую тонкую соломинку надежды, травинку веры. Веры для атеиста. Тем более сам Алеша, в этой пограничной ситуации между жизнью и смертью, как-то очень быстро осознал, что не сказку он сейчас рассказывает. Его как будто легонько коснулось само будущее, удивительное и хрупкое. Видимо, не только на далекой плавучей лаборатории сейчас хорошо думается, а и в его панельной квартирке, ставшей последним бастионом жизни цивилизации.

Вернулась Алена.

— У дверей дежурят спецназовцы, — шепотом произнесла она. — Старший офицер объяснил, они нас охраняют, чтобы даже муха не помешала переговорам. Представляешь, они только что уложили лицом на половичок беднягу Наума Львовича…

— Ну хорошо, — произнес, наконец, Десницкий, отходя от раздумий, — скажи мне, а как быть с теми, кто не захочет жить, с теми же самоубийцами? Имеют ли право потомки воскрешать их без их согласия?

— Ну, чтобы спросить, нужно, как минимум, воскресить. Я думаю, ни одной из тех причин, которые способствовали суициду, в будущем не будет. Депрессии? Их вылечат. Смерть любимого человека? Он уже будет рядом — живой и невредимый. И будут ликвидированы все обстоятельства, загнавшие когда-то человека в угол. Можно сказать известной фразой: все покажется пустяком в сравнении с предстоящей вечностью!

— А как поступать с негодяями? Их тоже воскрешать? Всех этих убийц, насильников, тиранов и мучителей?

— Да. Ведь их жертвы будут живы и здоровы.

— Значит, согласно твоей теории, теперь можно спокойно убивать людей, совершать любые преступления, раз в будущем окажется, что все это на самом деле ерунда и все будет прощено.

— Как раз наоборот. Ведь воскрешения и бессмертие — пока только мечта, цель. И очень много препятствий на пути ее осуществления. Одно из них это — агрессия. Если люди не станут терпимее друг к другу, и не просто терпимее (это не то слово), если они не начнут воспринимать чужую непохожесть и необычность, как счастливую особенность, как огромное благо для всех, в том числе и для себя, - то рано или поздно они скопытят цивилизацию. Скоро оружие уничтожения достигнет такого уровня, что любой человек, а не только военный или ученый, сможет по собственному желанию привести к гибели всю планету. Я не имею в виду вас, я понимаю, что вы находитесь в состоянии колоссального стресса. Это серьезная проблема, если вспомнить какое огромное количество людей, имей они сейчас подобную возможность, тут же ею воспользовались бы без всякого стресса — просто так. Я, наоборот, хотел бы высказать мысль, что фраза: после нас хоть потоп! — безнадежно устарела. Ведь, позволив человечеству самоликвидироваться, мы уничтожаем свой собственный шанс на воскрешение и вечную жизнь. И не только свой, а и всех умерших людей, которые давно истлевшими глазами с надеждой глядят на нас. Поэтому воскрешение убийц — это будет, скорее всего, акт амнистии, снисхождения, а их отрицательные качества, надеюсь, будут подправлены.

— А не скучно ли будет нам жить вечно? Что мы будем делать? Какие могут быть цели, если нет проблем?

— До сих пор считалось, что каждый человек в отдельности смертен, а в целом человечество — вечно. Но когда всем станет ясно, что каждый человек бессмертен пока живо само человечество, мы увидим насколько это бессмертие человечества относительно и хрупко. Уже видим! И угроза всеобщей гибели выходит на первое место и, наверно, висеть дамокловым мечом будет уже постоянно. Да оно так и было всегда — просто мы из-за скоротечности личной жизни этого не замечали. Это и всевозможные космические катастрофы, и опасность агрессии инопланетных сил, а теперь добавился и перманентный риск самоуничтожения по разным причинам. Так что скучно не будет — масштаб задач вырастет. И мне кажется, самое интересное только-только и начинается. Поэтому, уважаемый Эдисон, когда после вашей смерти вы вдруг окажетесь в каком-то новом мире в полном уме и здравии, то знайте, что это почти наверняка означает, что человечество, к счастью, не погибло, а развилось и изменилось - и научилось воскрешать своих предков. Смерть, по сути, это — телепортация в будущее. А ваш скептицизм в будущем тоже пригодится. Там и продолжим дискуссию. Если вы, конечно, не грохнете планету.