Игорь Судак - Добрые сутки или Вера для атеиста

— Вот!!! Спасибо тебе, Дюбель! Данке шон тебе! Подсказал мне, попал наконец-то в самую точку, а то я все никак не мог нащупать основную мысль. Теперь вы поймете! — Эдисон Десницкий вдруг оживился так, что у него чуть не слетел с мизинца зажим. Миллиарды людей с ужасом увидели, как он его походя поправил. — Вот! В этом и есть главная гнусность человечества! Оно уже взялось за ручку двери, ведущей в бессмертие. Оно уже начало приоткрывать ее. Вот-вот, и вы получите самое главное — неограниченную жизнь, полную удивительных открытий, нескончаемого счастья, великих дерзновенных целей, еще никому неведомых. Только у меня к вам главный вопрос: а почему не вспоминаете о всех тех, кто шел к этому — наших предках? Почему вы не говорите о тех тысячах поколений людей, живших до вас, которые давно подохли, двигая эту цивилизацию. Вы не задумывались, почему вам, по воле случая, родившимся позже, достается все, а другим, вашим пращурам, ставшим уже землей и травой, — вы показываете средний палец, который они даже увидеть уже не могут. А ведь они тоже хотели бы полюбоваться тем невообразимым будущим, которое станет для вас настоящим. Но у них нет глаз. У них даже глазниц уже нет! И я тоже хотел бы. И не только полюбоваться, но и поучаствовать. Так нет — мне туда дверь закрыта. Я только успел прикоснуться к тайне, я только успел узнать, что она, эта дверь, существует. И все. Лучше б я не знал. А то несправедливо выходит. А я так не люблю несправедливость, когда одним всё, а другим — всё остальное. Поэтому я и хочу сделать мир этот справедливым. А единственный способ сделать его таким — его просто уничтожить! Вот так-то. Вы думали, что человек царь вселенной, а человек — еда для наночудищ. Они, кстати, все изначально бессмертны. У них жизнь получится справедливей нашей. Может, мы для этого и были созданы, чтобы создать тех, кто нас скушает. А то выдумали: сапиенс, ноосфера… Слова-то какие. Всё! Кончилась ноосфера, капут ей, Дюбель, начинается наносфера. Хватит! Убирайте пятого, давайте шестого… Что это??? Так, стоп! Мы так не договаривались. Что это за корабль приближается к моей лаборатории! Эй, конферансье? Ты главнокомандующий или грязь из-под ногтей? Убрать это корыто, а то я сейчас же распахну все двери!

— Нет-нет, Эдисон, постойте… — на экране снова появился Президент Планеты. Уже не спокойный, а взволнованный и растерянный. — Я не отдавал приказа — это случайно, наверно заблудились… Это туристический лайнер!.. Наши охранные катера сейчас его развернут… Вот, видите, его уже разворачивают.

— Туристический лайнер? Самое время для путешествий, вот идиоты… А тебе, конферансье, я вижу, не то, что планетой руководить, бутылки собирать нельзя даже доверить. Такой бардак! Я еще раз предупреждаю, даже не предупреждаю, а разъясняю, что со мной вы ничего сделать не сможете. Любые действия приведут или к саморазгерметизации лаборатории, или к ее открытию только от одного моего движения. Я сорву, к черту, любую из этих двух прищепок на моей руке, и всем — обещанный медный таз! Ты понял меня?

— Да, клянусь, — последовал поспешный ответ.

Угодливый и подавленный вид Президента Планеты поверг и без того оцепеневший мир в новый шок. Таким Президента никто никогда не видел. Он сломался. Мокрый от пота чуб прилизанным локоном лежал на лбу. Он был уже больше похож на услужливого престарелого лакея. Или на нерасторопного швейцара, получающего нагоняй от владельца ресторана. Или даже на подслеповатого пса, лижущего бьющую руку хозяина. Пять переговорщиков, как пять теннисных мячиков, сначала отскочили от стенки, а потом с хрустом поочередно были раздавлены сапогом невозмутимой логики палача. Мир застонал от бессилия. Алена заплакала, глядя на этот кошмар. Дочка всхлипнула тоже. Алеше показалось, что вся планета стала одним огромным пассажирским аэробусом, уже потерявшим управление и со свистом начавшим последнее снижение. Слишком быстрое, чтобы надеяться на мягкую посадку. И не было в этом обреченном воздушном разваливающемся судне места, где можно выжить — ни в хвосте, ни в середине, ни в кабине пилотов. И ничем нельзя успокоить воющих и молящихся в бездушный космос людей, сходящих с ума от ожидания страшной гибели. И не существовало силы, которая могла бы их спасти от падения, подставив огромные добрые ладони.

— «Клянусь», — передразнил Президента Планеты террорист. — Чем ты можешь клясться, дурья башка? У тебя же уже ничего нет! Ха-ха-ха! Ты разве это до сих пор не понял? Вы меня с этим круизным лайнером, ну, просто достали. Хотел уже закончить эту затянувшуюся песню, да вот обещал дать возможность шести кретинам поговорить со мной на прощание. Поклялся. Мне хоть есть, чем клясться. Всей Землей поклялся, могилами своих родных, убитых этим миром, поклялся, что будет шесть. Только за лайнер вас надо наказать. Как бы вас наказать за то, что вы вторглись в мои воды? Ага, вот как: шестого переговорщика я выберу сам. Нет, не сам. Пусть жребий решит. О! Это даже мне уже становится интересно. Во всем должен быть элемент игры. Иначе жить скучно. И умирать… Мы выберем случайного человека. Хорошо, что год назад всех пронумеровали, как баранов. Сколько там цифр должно быть? Эй, Первый перец на грядке, подскажи, сколько там цифр, а? Президент почти мертвой Планеты?

— Сейчас-сейчас, — сказал Президент Планеты, — сейчас мне доложат. Вот, десять цифр!

— Отлично. Возьмем мои время, дату и год рождения. Родился я, мама рассказывала, в полшестого утра. Полшестого… Как это символично! Любимое время импотента. А теперь весь мир висит-болтается на полшестого. Так, значит, первые цифры индивидуального кода — пять, тридцать. Потом — двадцать второго числа второго месяца тысяча девятьсот девяносто пятого. Сейчас запишу. Итого получаем, как говорится, в спонтанно-любимой всеми нами моментальной одноразовой лотерее, выигрышный номер: 5 302 221 995 — как раз десять. С человеком, которому посчастливилось получить мировое удостоверение под этим номером, я и буду разговаривать. Это будет последний человек, с кем я стану иметь дело. Больше я не обращусь ни к кому. Прошу разыскать его и наладить мне связь с ним. И пусть говорит в камеру — я хочу его видеть. Я могу немного подождать — даю пятнадцать минут. Мне аж самому стало интересно, кто это окажется. Мужчина-интеллектуал? Женщина-блондинка? Старик, выживший из ума? Младенец, еще ничего не соображающий? Праведник? Заключенный? А может быть, он уже умер в течение года? Вот — судьба. Но, скорее всего, по теории вероятности, это окажется какая-нибудь обывательская серость средних лет. Делайте ставки, господа, в ком жив еще азарт игрока! Или просто — рассаживайтесь у экранов поудобнее и смотрите захватывающую финальную сцену человеческой истории. Шекспир! Где этот мелкий трагик со своим придурком Гамлетом? Самодеятельный драмкружок. Жаль, что он не может взглянуть — поучиться, как надо ставить спектакли. Как там у Шекспира: «Весь мир — дерьмо, и люди в нем…» Кто же люди в нем? Забыл.