Аркадия Мартин - Память, что зовется империей [litres]

– Посол Махит Дзмаре со станции Лсел!

Когда хотела, Три Саргасс умела быть громкой . Она уперлась ногами, задрала подбородок и огласила имя Махит, будто заводила песню – долгий, отчетливый, зычный крик. «Оратор, – подумала Махит. – Она же говорила, что если бы не я, то сегодня выступала бы со стихами». Среди собравшихся придворных был приятный и пугающий интерес – сместился центр внимания, на нее легли сотни скрытых облачных привязками глаз. Она простояла неподвижно достаточно, чтобы они пригляделись, – достаточно, чтобы произвести первое впечатление. Высокий худой человек в варварских штанах и камзоле, рыжевато-каштановые волосы пострижены коротко, под низкую гравитацию, лоб – высокий и оголенный. Непохожа на прошлого из ее рода: женщина, неизвестная, непредсказуемая. Молодая. Улыбчивая – а с чего бы послу улыбаться.

(А еще живая. Вот важная разница.)

Махит сдвинулась от центральной двери и спустилась по ступенькам в зал, Три Саргасс – перед ней и слева, как и обещала. Сориентировалась в направлении дальней части банкетного зала по центру – где, как она знала, появится император. К концу вечера надо будет дойти туда; причем пробраться надо будет по сверкающему пространству, не совершив промашек в этикете или геополитике, если только не запланированные. Где-то ожидал их ну очень прилюдной встречи министр науки Десять Перл. Теперь каждый раз, как Махит его представляла, вспоминался тот проблеск от Искандра, как они спорили – беседовали – вели переговоры о сути Города и разуме Города, если у него такой имеется. Мысли все возвращались к этому моменту – и к тому, как память ее захлестнула, вырвала из реальности. Сейчас, перед всем двором Тейкскалаана, она не могла себе этого позволить и при этом не имела ни малейшего понятия, как этому помешать.

Позади нее в дверном проеме встала, словно столп белого пламени, Девятнадцать Тесло, и Махит почувствовала , как с нее переводят взгляды. Выдохнула.

Ей нравились приемы – для совместимости с Искандром требовался определенный уровень экстраверсии и общительности, – но все же она была благодарна за возможность перевести дыхание, принимать решения без давления со стороны. Не оказаться у всех на глазах в случае, когда что-то пойдет под откос более прилюдно, чем было до сих пор.

– Куда? – спросила Три Саргасс.

– Представь меня поэту, который нравится тебе , – сказала Махит. Три Саргасс рассмеялась.

– Серьезно?

– Да. И если он официально недолюбливает нашу достопочтенную хозяйку-эзуазуаката, тем лучше.

– Литературные заслуги и диссидентские политические взгляды, – произнесла Три Саргасс. – Понятно. Мы и правда пришли развлекаться, да?

– Не хочу тебе наскучить, – сухо ответила Махит.

– Не переживай. Мою скуку успешно развеяла поездка в больницу, Махит, а для того, что происходит сейчас , я к тебе и назначена. – Глаза Три Саргасс горели, слегка остекленевшие, словно она перебрала стимулирующего чая Девятнадцать Тесло. Махит переживала за нее и жалела, что не хватало ни времени, ни сил что-то со своими переживаниями поделать. – Сюда – кажется, я видела Девять Маиса, а если Девять Маис прочтет сегодня новую эпиграмму, ее придет послушать Тридцать Шпорник. Все политическое разнообразие, какого только можно пожелать.

Друзья Три Саргасс были патрициями и асекретами – кто-то в кремовом цвете министерства информации, а кто-то – в переливающихся придворных нарядах, по которым Махит не могла расшифровать их политические предпочтения – вот для этого и нужен Искандр: даже отставание на пятнадцать лет в познаниях моды полезнее, чем мысль «какое все блестящее» и некое подозрение насчет всех, кто носит в качестве украшения фиолетовые цветы. Цветов было слишком много: в вышивке на поясах, из перламутра или кварца – в шиньонах и значках, еще более замысловатые версии, чем у услужливого незнакомца на Центр-Девять. Это что-то значило . Три Саргасс никак это не комментировала, а это, в свою очередь, тоже не склоняло чашу весов смысла ни в одну сторону.

Взамен она представляла Махит формально – и Махит кланялась со сложенными пальцами и в целом была славной варваркой: почтительной, изредка остроумной, по большей части молчаливой посреди остроумной болтовни амбициозной молодежи. Она улавливала где-то половину аллюзий и цитат, мелькавших в речи. От этого возникала зависть, которая ей казалась инфантильной: глухая тоска негражданина по гражданству. Тейкскалаан намеренно прививал тоску, а не удовлетворял ее, она и сама это знала . И все же зависть проникала в нее каждый раз, когда она прикусывала язык, каждый раз, когда не узнавала слово или все коннотации фразы.

Девять Маис оказался коренастым мужчиной с небольшой бородкой, бледнее большинства тейкскалаанцев, с широко посаженными глазами над плоскими щеками. В Городе Махит видела не так много представителей этой этнической группы – северяне, привыкшие к холодной погоде, блондины . Кое-кто попадался в метро, кое-кто – на Центр-Девять, но в переписи они занимали только восьмую строчку по численности; она почитала перед прилетом. Люди с внешностью Девять Маиса могли родиться и в Городе, и прилететь с другой планеты, с более холодной погодой, без субтропической жары, – а может, прилетели его родители. Или его генетический материал, который, когда пришло время для ребенка, выбрал кто-то из Города, сочтя интересным и совместимым со своим собственным. Три Саргасс представила Девять Маиса «патрицием первого класса» – несмотря на немодную бледность, тейкскалаанец во всем.

– Правда ли, – спросила Махит, – что сегодня вы прочтете новую работу?

– Слухи расходятся так быстро, – ответил Девять Маис, глядя не столько на Махит, сколько на Три Саргасс, которая моргнула с таким видом, словно сама мысль о ее причастности кажется ей невразумительной.

– Доходят даже до иностранных послов, – сказала Махит.

– Как лестно, – ответил Девять Маис. – У меня есть новая эпиграмма, это правда.

– На какую тему? – с живым интересом спросил другой патриций. – Не ждет ли нас экфрасис…

– Немодно, – пробормотала Три Саргасс под нос – но достаточно громко, чтобы ее услышали. Патриций делано пропустил ее слова мимо ушей. Махит изо всех сил постаралась не испортить эффект, улыбнувшись как иностранка – широко и искренне. Экфрасис – поэтическое описание предмета или места – действительно вышел из моды. В последнее время тейкскалаанская поэзия в этом стиле до Лсела не доходила.

Девять Маис развел руками и пожал плечами.

– Здания Города уже описаны поэтами куда лучше меня, – сказал он – как заподозрила Махит, вежливее перефразируя Три Саргасс. – А вы любите поэзию, посол?