Антонина Крейн - Шолох. Тень разрастается

Люди.

«Какими же идиотами, – я вдруг вспомнила вопрос, который не давал мне покоя в студенческие годы, – какими же надо быть идиотами, чтобы даже флегматичные драконы возненавидели вас настолько, что сожгли всю столицу целиком, в один присест, не размениваясь на мораль и обеденные перерывы?..»

Ох, срединники. Наши предки – наша боль, наш позор и, как это частенько случается, источник нашей силы.

Пыльный поземок струился у меня под ногами, как шелковый. Песок – он и есть песок. Но чем – или кем? – были тысячу лет назад эти острые крошки, больно впивающиеся в кожу?

Раньше можно было гулять по Мудре, как по траурному музею. Драконье пламя застало людей врасплох: кто-то погиб, баюкая ребенка, другие – покупая свежий хлеб или слушая лекцию в старом университете.

Но и тех, кого не было в столице, ждала жестокая смерть от вражеских войск. Не выжил никто.

Никто, кроме Хинхо из Дома Страждущих. Может, он потому и соблюдал обет молчания? Не из-за тайн амулетов, как думал Мелисандр, а просто от стыда? От боли? Каково оно – остаться единственной живой душой на тысячи мертвецов?..

Ах, Лайонасса! Прекрасный, свежий, сильный мир! Мир, на котором углями чернеют два горьких срединных кладбища: остекленевшая Мудра и наш дворцовый курган.

Говорят, когда-то сумасбродные путешественники, которые без страха перед проклятым местом приходили в Мудру, находили тут останки срединников: скульптуры, занятые своими делами. Все, как один, в немом изумлении задрали головы к небу. Последний общий жест. Никого не спасшее единство.

Сейчас этих скульптур уже нет.

В пустыне Тысячи Бед бродят шувгеи – жестокие смерчи, раздирающие в клочья все, что попадается на их пути. За сотни лет шувгеи уничтожили большую часть останков. Остались только здания, наполовину утопленные в песках. И голубоватая крошка смальты. Вдыхаешь ее – вдыхаешь прошлое. В прямом смысле этого слова.

Пустыня Тысячи Бед…

Я бы назвала ее «Пустыней Тысячи Сожалений». Если бы да кабы. Если бы срединники не возгордились. Если бы не настроили против себя другие страны. Если бы не взбесили – и чем только?.. – драконов.

Одна сплошная боль.

Я и представить не могла, что Мудра настолько давит. Что ни вдоха тут сделать нельзя без бьющего набатом «если бы, если бы, если бы»…

– Что, ностальгия заела? – горько усмехнулась я, завидев фигурку Карла, бредущую ко мне издалека. – К чему такое место встречи?

Хранителя освещала восходящая луна – щербатая, погрызенная сбоку. Встрепанный мальчишка в красном комбинезоне тянул за собой санки – нормальные зимние санки, отвратительно будничные в этом скорбном пейзаже. Такие санки используют скальники в Сизых горах: нарядные загнутые полозья, деревянный лежак, длинная веревка, чтобы тянуть.

На санях спал Лиссай, укутанный в пуховое белое одеяло. Ночь в пустыне обманчива: несмотря на, казалось бы, южные пески вокруг, холод пробирал до костей.

Санки совсем не скользили – видать, не смазаны воском, – и Карл прикусил губу от усердия. Ни один ребенок вообще не смог бы затащить такие саночки на песчаный бархан, но Карл – это, конечно, совсем другое дело.

– Междумирье продолжает барахлить? – допытывалась я, глядя, как мальчишка отирает вспотевший лоб.

Карл вздрогнул.

Поколебался с мгновение, потом вдруг заговорил – тихо, упрямо, со страшной ровностью:

– Встреча здесь – мой подарок тебе. Точнее, обещание. Я любил этот город – и дал ему умереть в муках. Вам – не дам. Никому из вас. Просто помни об этом: сегодня, когда я возвращаю тебе принца из царства Хаоса, и всегда, когда решишь, что за тобой никто не приглядывает. Я приглядываю, Тинави. Даже если не прихожу по первому зову. Даже если вообще не прихожу. Однажды, когда ты будешь свободна, я найду тебя и покажу тебе вселенную. Обещаю.

Я моргнула от неожиданности. Какой… невеселый монолог.

Карл склонился над санями и стал разворачивать одеяло. Глаза мальчика при этом так влажно сверкнули, что я растерялась.

Что-то случилось.

Случилось что-то плохое.

Моим первым порывом было обнять Карла: ну не бойся, не знаю, в чем беда, но я с тобой! Наивное желание, да. Но однажды усвоенная в наших отношениях роль «взрослой-и-заботливой» никак не хотела сменяться на более подходящую «восхвалительницы-жрицы-ученицы».

Да и я вас умоляю: можно ли с пиететом относиться к подростку, который раньше канючил у тебя сладкую вату?

Карл усмехнулся и потеребил себя за ушную мочку.

Ой, прах. Он же мои мысли читает…

– Кстати, об этом. – Карл резко развернулся ко мне. – Тинави, чего ты боишься?

– Чего только не боюсь! – призналась я.

– Нет, прямо сейчас?

Не дожидаясь ответа, мальчик шагнул вперед и, встав на мысочки, сдернул с меня капюшон. Сразу же ахнул, подпрыгнув на полметра:

– Это что за дела?!

Кажется, и в свете ночной Мудры были видны черные узоры проклятия, разбегающиеся по моему лицу.

Карл нахмурился:

– Кто навел?

– Его Величество Сайнор. Можешь убрать?

– Конечно. – Хранитель пожал плечами.

Потом чуть сощурился, как бы прислушиваясь. Прислушиваясь к моей памяти, как выяснилось секунду спустя, когда Карл успокаивающе поднял руку:

– Не беспокойся о друзьях. Курган едва ли обвалился, когда я забрал тебя, – некрополь построен на совесть. А если даже и посыпалось что-то… Я уверен, твой куратор сможет вытащить их. Удобные у него способности. Тоже дружит с унни, да?

Я кивнула. Наверное. «Дружба» и «Ходящие» – не те слова, которые ожидаешь увидеть в одном предложении, но по сути получается, что да, все так. Запредельные способности теневиков – это из области Карловой магии. Удивительно, но факт. Правда, вряд ли Ходящие знают, что это «дружба».

Как-то по-другому у них запускается тот же процесс.

Между тем Карл сжал правый кулак так, будто там лежало нечто хрупкое, резко дунул в маленькую щель между мизинцем и ладонью и потом приложил раскрытую руку к моему лбу.

Я стояла, воодушевленная.

Прошло секунд десять.

– Что за черт… – пробормотал Карл и повторил операцию.

Потом третий раз. Ну и четвертый.

Я напряглась.

Хранитель протянул: «Э-э-э…» и задумчиво поскреб каштановые вихры.

– Сайнор, говоришь? – скривил губы он.

Я кивнула. Карл, не открывая рта, провел языком по верхним, потом по нижним зубам: будто гусеница под кожей проползла.

Хранитель убрал руки в карманы комбинезона:

– Очень интересно.

– А мне вот не очень, – пожаловалась я. – Что делать-то?

– Попроси его снять проклятье.

– Издеваешься? – Я обалдела.

Карл поморщился и, понизив голос, буркнул якобы спящему Лиссаю:

– Было куда лучше, когда она думала «Бог» с большой буквы…

– О сиятельный Карланон, я готова рассыпаться в любых комплиментах, эпитетах и восхвалениях, но скажи – что делать? Ты правда не можешь его снять?