Антонина Крейн - Шолох. Тень разрастается

– Но ведь это… Неправда, раз ты уходишь?

– Неправда.

Он поджал колени и положил на них подбородок, грустно глядя вдаль, – старый добрый Карл…

Мы помолчали. Я убрала письмо.

– Карл, если бы я знала, что все хранители такие, как ты… Я бы всегда верила в богов. Правда. С детства.

Он улыбнулся:

– Если б я знал, что люди – такие, как вы с Дахху, – я бы не искал отца. Мне ведь просто было одиноко, понимаешь? Просто одиноко. Вот я и позвал его. А нарвался на Зверя. Прежде чем искать неведомое, хорошенько изучи тех, кто рядом. Возможно, счастье – в них.

Он снова посмотрел на стеклянный город, потом на свои ладони.

– Но не позволяй им себя распять. Они так быстро все забывают.

– Что?

– Неважно.

– Карл… А что такое блицкриг?

Он рассмеялся.

– Ну вот вам и новое словечко! Надо же, я думал, оно у вас тоже уже есть, наравне с оригами, Хэллоуином и прочими… Знаешь, слова очень легко пробегают из мира в мир, я всегда думал – они делают это как-то самостоятельно, у них своя магия, но теперь подозреваю – братья и сестры все-таки разнесли… Блицкриг – это скоротечная война. И у нас со Зверем явно не она.

– То есть потребуется пара лет, да? А потом ты «откроешь» нас и сможешь вернуться?

– …Пара тысячелетий.

Я почувствовала странный холод в руках и ногах.

Карл еще раз обнял меня.

Хрупкий мальчик в красном комбинезоне и с глазами, так похожими на мои.

– Главное – береги тех, кого любишь. И доверяй вселенной. Любовь и доверие – это плюс сто к любой истории.

– Но я…

Мудра начала очень медленно таять, захватываемая темнотой сверху вниз, будто с неба опускали черный лист бумаги.

– Карл!!!

Мальчик прижал палец к губам.

– Пожалуйста, не уходи. – Слезы заполнили мои глаза. – Ну пожалуйста.

Подросток поднялся. Его лик вдруг зарябил, как озерная вода, в которую бросили камень, – и мгновение спустя Карл превратился в высокого рыцаря в серебряных доспехах, с бордовым плащом на плечах, подбитым горностаем, с двуручным мечом в ножнах за спиной. Я отшатнулась. Какой… канонический.

Рыцарь улыбнулся, каштановые волосы волнами рассыпались по плечам:

– Мы все однажды уйдем, Тинави. Это не так страшно, как кажется. История остается, понимаешь? Хорошая история всегда остается.

И он исчез.

Я вдруг захлебнулась слезами.

Я даже не знала, что во мне может быть столько слез.

Откуда вообще? Копила, что ли?

Обрести бога – и потерять его. Ладно, не в одночасье, но… Меня колотило. Натурально колотило. К праху все эти бытовые страдания. К праху карьерные неурядицы, к праху непонятки со «смыслом жизни», к праху страх своей «темной стороны» и боязнь не добиться успеха…

Я подошла к Лиссаю, бледному, красивому, замершему на санях, как фарфоровая статуэтка.

– Лиссай… Лис, просыпайся. Лис!

Я трясла Ищущего так, как, наверное, Смотрящие поутру трясут бродяг, улегшихся вдоль теплых деревянных лавок на Мускатной улице. Без почтения, без жалости, без какого-либо намека на этикет.

Я рыдала, размазывая по лицу горячие слезы, и в голове у меня билось набатом: «Пара тысячелетий… пара тысячелетий».

Пара драных тысячелетий.

Мы все когда-нибудь умрем.

Будто я на секунду приблизилась к вечности – в ее дурацкой ипостаси мальчишки – и тотчас, споткнувшись, лишилась всякой надежды. Совсем. Поманили и бросили. Снова показали, что есть игры для взрослых и мне до них не дорасти, никогда, просто потому, что так устроен мир. Так решил кто-то другой – а мне теперь смиряйся. Опять.

Бунт против божеств – такой притягательный и такой бессмысленный. Якобы героический. Якобы.

Обреченный с самого начала. Люди – создания наивные, отличаются тем, что с упоением играют в игру, в которой всегда проигрывают. Игру под названием «жизнь».

Для нас выхода нет, Карл, и ты это знаешь. Более того – зачем-то признаешь передо мной. Пара тысячелетий!

Почему ты просто не соврал мне, чудо-мальчик? Почему не успокоил сладкой ложью? Не одарил «святою простотой», «пресветлой тупостью», «волшебной дуростью»? Ведь не знаешь – не страдаешь.

…Но не знаешь – и не живешь.

Лиссай вдруг пошевелился. Задергал белыми пальцами в рыжих веснушках, задрожал полупрозрачными ресницами.

Резко открыл глаза. В первое мгновение в них отразилось нечто далекое, космически-одинокое – мириады незнакомых звезд, похожие на воспоминание ( откуда вообще он вернулся ?) – но потом в отражении появилась я.

– Тинави!.. К-как я рад вас видеть! – выдохнул Лис.

Я улыбнулась сквозь слезы, пожала ему руку – и снова привет, знакомый туман Междумирья.

«Прощай», – шепнул в голове подростковый, еще не сломавшийся голосок, – и не бойся конца: ведь тогда я покажу тебе вселенную».

Туман Междумирья, буде он настоящий, на веки вечные стал немного мокрее от моих слез…

Если все в этом мире однажды, пусть и две тысячи лет спустя, будет хорошо, если боги одержат победу над Зверем и снова откроют Лайонассу – я только за.

Но как же жаль, что мы этого уже не увидим…

И вот мы снова в кургане. Под курганом. Принц и я.

А еще сани. Дурацкие деревянные сани, своим новогодним настроением смазывающие всю мою космическую метафизическую тоску.

Письмена на стенах тревожно мерцают красным, и, если щелкнуть пальцами – унни, зайка, после встреч с Карлом ты особенно дружелюбна, – то в свете разгоревшейся на ладони звезды проступят наши будто пламенеющие фигуры.

– Тинави? – тихо спросил Лиссай.

– Что?

– Почему вы так горько плачете? К-как я могу вам помочь?

В изумрудных принцевых глазах плескался Лес… Я со свистом вдохнула влажный подкурганный воздух.

– Никак. Если вы, конечно, не бог.

– Совсем нет, к-к сожалению, – покачал головой он и тотчас поморщился, потерев шею. Да уж, спать столько времени – все отлежать можно…

– А как вы себя чувствуете? Как вообще ваши дела? – спохватилась я. – Где вы были?

– Голова к-ружится. – Принц вздохнул. – Давайте выберемся отсюда?

И мы пошли.

Мимо убегали закручивающиеся спиралью коридоры… Покатые стены и потолки… Везде – буквы неизвестного алфавита.

А ведь Карл этот алфавит наверняка знал. Или узнает, если еще нет. Хорошо быть бессмертным, да? Да еще и с пятью такими же бессмертными братьями и сестрами. Ну да, Отца им не хватает, но… Мне кажется, все равно далеко до одиночества. Я бы на его месте точно не страдала.

Уж не знаю, что это – показатель качества моей жизни или трусости философов, но я признаюсь открыто: я бы хотела быть бессмертной. Да. Как Карл. Кидаться этим так легко и браво: «Ну пара тысяч лет потребуется. Не, не десяток. Всего лишь пара. На сдачу возьмем…»

Я истерически расхохоталась.

– Нет, так не пойдет, – озадаченно протянул Лиссай.