Антонина Крейн - Шолох. Тень разрастается

Унни-унни-унни… Гули-гули-гули… Ты здесь?

Ни отклика внутри. Я тяжело сглотнула. Начала медленно дышать. Вдох на четыре, выдох на восемь. Пожалуйста. Дай мне знак, что я не отпугнула тебя своей яростью.

Пожалуйста – еще одну попытку… Я знаю – сорвалась, но…

Я звучала жалко. Но была готова к этим униженным просьбам. И к работе над своим идиотским характером – лишь бы унни не уходила, лишь бы и дальше текла во мне, струилась прохладной мощью бесконечности, раскрывалась пестрым клекотом довольного мироздания.

После получаса попыток, и слез, и договоров с самой собой я смогла зажечь на ладони яркую звезду.

– Спасибо, – выдохнула я. – Спасибо.

– Все заслуживают второго шанса, – раздался в голове мягкий голосок. Потом, уловив мое удивление, он добавил: – И третьего… И пятого… И триста двадцать первого, Тинави.

– Ты знаешь, что такое Пустота? – наобум спросила я энергию.

Но унни промолчала.

– Совсем ты грекнулась, шо ли, коли думаешь, что госпожу Мчащуюся можно посреди рабочего дня отвлекать?! Во облахыдрились, негодники! – бушевал гном-администратор в главном холле Чрезвычайного Департамента.

Я пригнулась еще чуть-чуть.

Не от стыда, упаси небо. Просто потолки тут были еще ниже, чем в Ведомстве Военном, а тяжелые приземистые колонны, утыкавшие гранитный пол, превращали холл в подобие лабиринта для детишек возраста «ноль плюс».

То есть это был очень слабенький и оттого раздражающий лабиринт. Шаг вправо – и ты врезался в колонну. Шаг влево – то же самое. Шаг вперед – и уже в тебя влетает случайный стражник, похожий на консервную банку, такой же, как и ты, ошарашенный гением местной архитектуры.

Какого праха они вообще нанимают людей, эти чрезвычайники, если тут все построено под гномов? Что это – очередное раскланивание с толерантностью?

Но не толерантнее было бы признать, что весь этот департамент – исключительно гномья привилегия? А не разбавлять хмурых коротышек шикарными дылдами типа Кад – и посетителями вроде меня, не знающими, о какой еще косяк им стукнуться?

– Госпожа Мчащаяся у нас тут чаровная работница, между хрыном! Блажкуй себе отсюда, дива, вечером наговоришься с подругой! Было бы вам что обсуждать, юнкам, а то сплошь сплетни да мужики вралдовы, зла не набантуешься! – Гном завелся не на шутку.

То ли по жизни такой вредный, то ли обиделся на то, что я Ловчая. Даже те гномы, кто родился в Шолохе и является полноценным гражданином Лесного королевства, относятся к нам с подозрением. Вечно чуют подвох, ожидают подставу. Подозреваю, были инциденты, но… Не зря говорят: предрассудки – предки скудоумия. И это касается всех сторон, воротящих нос.

За подобными размышлениями о судьбах социума, призванными приглушить вопли недовольного администратора, я как-то упустила появление Кадии.

Подруга подошла к приемной стойке с той стороны и благодушно похлопала гнома по плечу:

– Перестань орать на нее, Жрыди.

Потом Кад повернулась ко мне. Синяки под глазами были явственнее любых слов: опять не спала.

– Я же сказала, что не хочу никого видеть, – устало буркнула подруга.

– Во-о-от, лбыда дрыгнутая, во-о-от, а я шо говорил тебе – не беспокой госпожу Мчащуюся… – снова заладил Жрыди, грозно потрясая курчавой бородой. Кад успокоила его, приложив палец к губам: «Тсс!»

Потом поморщилась:

– Ладно, пойдем выйдем.

Надо ли говорить, что весь обеденный перерыв Мчащейся мы провели в жарких спорах и горячей, я бы сказала, раскаленной ругани.

Кад была обижена. Снова. Справедливо.

Я оправдывалась. Опять. Многословно.

– Не понимаю, – наконец, сплюнула подруга. – Что мне надо сделать, чтобы прекратилась эта ерунда? Чтобы вы с Дахху перестали крутиться, как полоумные белки, в колесах своих секретов и считать меня за смирную деревенскую бабу, которая все стерпит и все поймет?

– Мы тебя такой не считаем! – искренне заверила я.

Шипастые доспехи Кад вкупе с двуручным мечом и кукольной внешностью не оставляли ни шанса на недооценку.

– Тогда почему вы вдвоем отделились – и общаетесь с Анте? – угрюмо буркнула Мчащаяся.

– Ну, справедливости ради, ты сама вчера ушла. Я уверена, иначе Дахху позвал бы и третьего бокки, и мы все вместе там дружненько поспали, насладились древностью…

– То есть ты еще и меня обвиняешь? В том, что, в отличие от тебя, я следую своим убеждениям до конца? Я знаю, что Анте – убийца, и для меня он всегда будет убийцей. А не очистится – волшебным образом – из-за пары дурацких снов. Причем, судя по твоему рассказу, ему и не за что сочувствовать! С высоты хранителя, пусть бессильного, но благородного, он упал до уровня гнусного маньяка – и это его выбор! Ни смелости, ни совести!

Подруга встала и зашагала туда-сюда по ведомственному дворику. Здесь вместо деревьев росли белесые кристаллы христопраза… Ностальгия по естественным условиям обитания горных гномов.

– Кад! – я взвыла. – Убеждения тут ни при чем. Сама знаешь – у меня с принципами с детства было туго. Всегда сомневаюсь, всегда на грани. Так и сейчас. Прах с ней, с его совестью. Но история Анте – логична. Мотивация – ясна. Вопрос с драконами – потенциально важен, но, даже если откинуть его, с Пустотой надо разбираться! А если ее чуем только я и Анте, то объединиться с ним – логично! Ясен-красен, мы не дадим ему ни спуска, ни покоя. Но давай попробуем зайти к проблеме с этой стороны. А не понравится – придумаем, как справиться самостоятельно.

– Ну да, ну да, придумаем, – фыркнула Кадия. – Ты опять все переиграешь сама и выкинешь меня за борт.

– Не выкину. – Я выдержала ее яростный взгляд.

– Выкинешь. У вас с Дахху я почему-то всегда все узнаю последней, – безжалостно подытожила Кад и тряхнула светлой челкой. Потом наклонила голову вбок: – Но знаешь что? Я все равно с вами пойду. И когда ваши расчеты пойдут полным жвылом и вся эта Пустота окажется махинацией ушлепка, я вытяну вас за шкирку из этого лыдрова дерьма. И, может, тогда вашей спеси придет каюк – и мы снова станем неразлучны, как прежде. А пока… Восемь вечера. Особняк придурка. До скорого.

Она резко развернулась, махнув золотистым хвостом, как хлыстом, и, чеканя шаг, потопала к главному входу в Чрезвычайный Департамент. Герб в виде расколотого купола, серебрящийся над дверью, неприятно проассоциировался у меня с историей наших ссор…

Люди взрослеют. Судьбы сходят с ума. Дружба становится пластичней, нерасторопней, требует уступок, поблажек, компромиссов. И, если хочешь ее сохранить, – крепкой веры. Веры и обоюдного желания – в первую очередь.

Я верила в нас троих – всегда. Кадия верила в прежних нас. И, кажется, куда меньше – в нынешних, разнесенных по разные стороны опыта, симпатий, убеждений.