Антонина Крейн - Шолох. Тень разрастается

Дахху обнял доску двумя руками и подтащил ко мне поближе, чтобы было лучше видно.

– Мы вот это знаем. – Он ткнул пальцем в скромный перечень.

Я зачитала вслух:

– «Первое. Пустота пришла извне, она агрессивна и зла. Второе. Пустота селится внутри людей, она похожа на болезнь, но при этом является живым существом. Третье. Пустота в человеке размножается, потом передается дальше. Четвертое. Заражение происходит через физическое касание. Пятое. Анте видел эксперимент по изучению Пустоты, но тот оборвался внезапно, когда исследователь потерял к нему интерес (не знаем почему – выяснить). Шестое. Согласно «чуйке» Анте, Пустота действует в Шолохе по своему почину, а не является оружием в руках другой сущности…» Ну… Негусто, но все же!

Полынь из своего угла цокнул языком:

– Зато другой столбик поражает размерами – перечень наших вопросов.

Дахху указал мне на левую часть доски. И впрямь. Я уже не стала читать вслух, просто пробежала десятки строчек глазами. В чем цель Пустоты? Что происходит с зараженными? На сколько частей она делится внутри человека? Как ее остановить? И так далее.

Нижнюю строку столбца я обиженно прочла вслух:

– «Существует ли Пустота на самом деле или наши источники лгут о ней?» Серьезно?

Полынь деликатно кашлянул и принялся объяснять. Видимо, это он был автором вопроса. Сначала Ловчий говорил, как бы извиняясь, но потом его голос окреп, а интонации снова начали напоминать о допросной комнате.

– Дело в том, что нам, – он обвел рукой себя, Андрис и Кадию, – сложно принять ваши слова на веру. Лично я не вижу никакой Пустоты. Никогда о ней не слышал. Вы сами не можете объяснить, чем именно она плоха. При этом доверия к одному источнику… – Ловчий кивнул в сторону Давьера, – у меня нет. Другой источник – ты. А ты эмоционально нестабильна…

Я предостерегающе сощурилась.

Полынь непреклонно продолжил:

– …И склонна к преувеличениям. Еще ты неопытна в новой для тебя магии и, возможно, трактуешь что-то неверно. Как мы уже обсуждали, субъективные ощущения – штука условная. Без доказательств вопрос Пустоты получается вопросом частной веры. И с этой точки зрения меня огорчает поднятая вами суматоха: например, вы начали с того, что вытащили Анте Давьера из тюрьмы. Это вообще нормально? (Ответ: нет, Тинави.) Прежде чем решаться на глобальные действия, нужно проанализировать проблему. Даже те ее аспекты, которые тебе не нравятся – например, допущение о том, что ты ошибаешься, а маньяк – врет.

Я еще не придумала достойный ответ, а Кадия уже подскочила и обвинительно ткнула пальцем в Ловчего.

– Ну нет, Полынь! Это ты профессионально говоришь, но как-то не душевно! – выпалила она. – Частная вера, ишь, его не устраивает! Если все и всегда будут молчать о своих тревогах, скрывать планы, пока не станет поздно, то мир очень быстро грекнется! Вернее, они сами грекнутся, а с ними – и чей-то мир. И вообще – ты кто такой, чтобы наезжать на Тинави?

Полынь опешил.

– Да я и не наезжаю. – Он удивленно поднял проколотую бровь. – Речь о рациональном подходе к проблемам. Тинави – мой партнер. Мне важно, чтобы ее решения имели под собой что-то реальное – чтобы она не рубила сплеча…

– Но, господин Полынь, ведь это я зачинщик собрания! И свободы Анте! – в отчаянии вмешался Дахху.

– Да просто, в отличие от тебя, железнолицый, она нормальный человек! – Кадия завелась не на шутку. – А люди заботятся о других людях, даже если это не рационально! Даже если те снова и снова ведут себя как поганцы, – нормальные люди все равно не оставят их одних! Все равно их не бросят, раз любят, – пусть самим от этого и тошно!

– Что? – Полынь совсем обалдел. Я его еще таким растерянным не видела. – Кад, мне кажется, я не вполне понимаю…

– Вот именно! Вы никогда не понимаете. Это очень удобно. Ведь как оно бывает: ты уже очень устал от грабель, но без этих граблей тебе и жизнь не мила. И хрен бы с ним, с разбитым лбом. Но тебе так худо оттого, что они даже не видят, как тебе больно… Думают, ничего не происходит. Снова и снова думают, это у тебя хобби такое – по граблям ходить; не врубаются, что все – ради них!

Полынь схватился за голову:

– При чем тут Пустота вообще?!

– При всем! Та же история! Если не всматриваться – то как бы ничего и нету. Самое простое – пройти мимо, каждый день проходить мимо по своим делам, смотреть куда угодно, но не туда. Вместо того чтобы заинтересоваться и присмотреться – и найти, чего не ждал! Что-то важное найти наконец-то! А не отворачиваться всю жизнь – то ли по глупости, то ли по жестокости!

Я зачарованно смотрела на Кадию.

Полынь понятия не имел, о чем она говорила. Их диалог был обречен на провал.

Но для меня истерика Кадии звучала ясно. В ней смешался тот старый ужас от того, что Дахху чуть не умер, тайно отправившись на «Ночную пляску»; и обида на его секреты; и, конечно, на то, что он не видит, не видит, уже столько лет не видит ее отношение…

– Вот как-то так весь час и прошел, – шепнула мне Андрис. – Всяк поет о своем.

Анте Давьер в огненном круге нарочито зевал. Дахху испуганно таращился на свою доску – вся его поза сквозила неловкостью. Кадия и Полынь спорили на повышенных тонах, и траектории их мыслей разошлись уже совсем в противоположные стороны. Это надо было прекращать.

Я вспрыгнула на стул и громко крикнула:

– Социализация!

Все разом изумленно обернулись ко мне. Я повторила:

– Социализация. Вот каков был мой девиз сегодняшнего дня. И этот девиз – твои просьбы услышаны, Полынь, – работает на появление доказательств.

Недоумение в массах росло, и даже призрак Иладриль, тихо бившийся в табакерке Андрис, заинтригованно умолк.

Я принялась объяснять:

– Мне хотелось понять, сколько людей уже больны Пустотой. Поэтому сегодня я бесконечно со всеми знакомилась, всех трогала, жала всем руки, иногда даже – особо радушных – обнимала и целовала в обе щеки… – Я вздрогнула, вспомнив эту нескончаемую многочасовую пытку. – Итог эксперимента таков. Из трех сотен людей только четверо были отмечены Пустотой. Остальные – чисты. И, конечно, не могу не проверить вас еще разок…

Я пошла по кругу, официально пожимая руки.

– Ну поздравляю, все в норме. Итак. Четверо больных: маг, танцовщица, гувернантка и гвардеец. Ох, о последнем даже не спрашивайте, – поморщилась я. – Лучше мне к дворцовому острову не приближаться. Кажется, эти ребятки с плюмажем не любят, когда их всех по очереди хватают за руки. Я едва убежала потом.

– То есть процент зараженных пока не велик, – задумчиво пробормотал Полынь.

Я пожала плечами:

– Либо так, либо я не там знакомилась с людьми. Хотя я старалась сделать выборку репрезентативной: и в Посольском квартале побывала, и в Метелочном, и в переулке Тридцати Грехов. – Я улыбнулась. – Погуляла от души. Вот отчет. Пригодится. – Я вытащила из кармана летяги свернутый трубочкой свиток – карту Шолоха, на которой отметила свой маршрут и места встречи «больных» Пустотой.