Антонина Крейн - Шолох. Тень разрастается

К чему это все приведет?

Я зябко поежилась, проводив взглядом мелькнувший в дверном проеме хвостик подруги.

Что-то многовато в жизни становится вещей, за которые надо ежедневно бороться, если они для тебя ценны.

Неужели однажды придется выбирать? Или мне хватит сил на все и сразу?

Лишь бы хватило!

Я жутко опаздывала.

Часы по всему Шолоху уже переливчато отбивали не то что восемь, а девять вечера. Каждые – на свой лад: одни звонко, другие гулко, третьи низко, или нараспев, или поперхиваясь. Чинно, таинственно, с долгими паузами и до странности деревянно…

Бой колоколов летел на упругих крыльях вечернего воздуха, осторожничал в тупиках и лишь перышком цеплял низины. Зато всеохватно и всевечерно раскрывался на десятках столичных площадей.

В общем, девять часов уже точно наступили. Однозначно. Не поспоришь. А я так и не добралась до нашего клуба Борцов с Пустотой.

Главной моей ошибкой было воспользоваться речным транспортом.

Сначала-то все шло по плану. На уютном, поскрипывающем при швартовке магретто мы весело плыли по широкой Нейрис, окаймленной мозаичными берегами. Богатые речные воды блестели под нами зеркалом бесконечного леса; по набережным гуляли легкомысленные туристы; парочка художников, вываливших на бульвар, старалась поймать образ магретто в своих акварельках. Они вглядывались в нас быстро, жадно, технично, выискивали тот самый неуловимый характер, глубинное движение, которое, если ухватишь его в предмете, мгновенно превращает твои каля-маля в искусство.

Лодочные станции тоже не пустовали. Там толкались горожане, поджидая кораблики. Все, даже те, кто плавал по этому маршруту ежедневно, спешили найти себе на палубе идеальное место: чтоб и ветер в лицо, и брызги по носу, а все ж не совсем жаться у перил – а то вывалишься ненароком, ундинам на смех.

В общем, все было славно. Я стояла, опершись спиной на будочку капитана – специалиста по магическим кораллам, которые растут на поддоне магретто и дают ему необходимую для движения тягу.

Но потом мы свернули с Нейрис на Доро. И встряли намертво. Ибо на реке бастовали.

На Доро всегда бастуют. Ежедневно. Спросите меня, что есть постоянного в Лесном королевстве – и я отвечу: стачки на Доро.

Сегодня выступали тилирийские рыбаки. Их узкие, длинные гондолы, загнутые кверху налаченными мысами, беспощадно зажали наш магретто на тесном перегоне между шолоховской оперой и департаментом Огней.

Страстные тилирийцы – бороды черные, глаза горящие – снова добивались некой сомнительной справедливости. Они стояли в своих лодчонках, потрясали кулаками и орали что-то в сторону набережной. Два понурых Ловчих пытались разобраться с ситуацией.

Мой магретто, взятый в плен, не сдавался. Капитан жестами показывал тилирийцам, чтобы двигали свои дурацкие лодочки, да поживее. Рыбаки бурчали, но потихоньку уступали путь. Магретто полз по темнеющим закатным водам медленно, как страдающая одышкой гусеница. Пассажиры тосковали.

Я подумала: а не продолжить ли мне свою миссию, на которую я угрохала весь день?

– Как думаете, надолго мы тут? – Я похлопала по голому плечу стоявшего передо мной булочника в жилетке.

– Да кто ж их знает, демонов… – Он покачал головой.

Я для верности подержала руку на плече мужчины еще пару секунд. Он уже начал коситься. «Чист», – мысленно отметила я и, беззаботно улыбнувшись, двинулась дальше.

Вскоре выяснилось, что никто из пассажиров магретто – из тех, до кого дотянулись мои загребущие лапы – не пострадал от Пустоты. Впрочем, им, кажется, были нанесены нехилые психологические травмы. Мною. Народ уже начал перешептываться («Что за странная, тактильно-озабоченная пигалица делит с нами борт?»), когда я костяшками пальцев постучалась в окно капитана.

– Возьмете оплату? – Я протянула лодочнику монетку и, как бы ненароком, пощупала его за запястье.

– На выходе платят, госпожа!

– А я сейчас выхожу!

Почти насильно всучив ему медяк, я резво перепрыгнула через перила магретто.

И мгновение спустя приземлилась на лавку тилирийской гондолы, опасно закачавшейся на волнах. Ух!

– Да ты! Да я! – задохнулся возмущением ее хозяин – шкафоподобный рыбак в тельняшке с короткими рукавами.

– Извините! – Я панибратски приобняла его – чист – и, не слушая проклятий, прыгнула уже в следующую гондолу, плотно прижавшуюся к «нашей» по левому боку.

Там сценка с тилирийским негодованием и моей любвеобильностью повторилась. Чист. Следующая лодка – чист. Чист.

Чист. Чист. Чист.

Признаюсь, я привнесла немало хаоса в и без того красочную тилирийскую забастовку.

Оказавшись на берегу, я не преминула пожать руки двум Ловчим. Это были братья-близнецы из моего потока – Гамор и Викибандер, великолепный дуэт ведомственных сплетников и фантазеров.

– Удачи со стачкой, ребят!

– Когда вернешься-то, Тинави? – хором поинтересовались близнецы, до странности похожие на муравьедов.

– Да тут халява подвернулась – мир спасти. Как закончу – вернусь. – Я подмигнула им, раззадоренная своим наглым и безумным покорением реки.

Оба глубокомысленно закивали. Я поскакала прочь.

Особняк Давьера слепо таращился на меня черными провалами окон.

Только в одном из них, выходящем на балкон, горел зеленоватый свет осомы. Если память мне не изменяет, за этим окном – танцевальная зала. Именно оттуда я однажды позорно вывалилась на террасу в обнимку с Мелисандром Кесом и парочкой невинных жертв.

Ха! Знал бы Мел, что я теперь стала невольным спецом по развалу Срединного государства! Если судьба сведет – расскажу ему про драконье яйцо. Уверена, он немедленно захочет его стащить вперед Дахху, где бы оно ни было.

Меж тем я подошла к воротам особняка.

Дом Давьера, некогда блестящий, набитый гостями и слугами, теперь был пугающе пуст. Кто-то – возможно, сам хозяин – уже сорвал с парадных дверей бархатную ленту «опломбировано», но это не отменяло пыльной тишины внутри.

– Эй, вы тут? – почему-то шепотом спросила я, оказавшись в прихожей. Мрак, щупальцами тянувшийся со всех сторон, обжигал загривок.

Почти на ощупь я двинулась к парадной лестнице. Вдруг нечто светящееся, зеленовато-сизое, желейной консистенции и низкой температуры врезалось в меня с правого бока.

– Вы бы смотрели, куда прете, дамочка! – взвизгнул призрак.

– Да это вы в меня врезались! – возмутилась я.

У привидения был широкий лоб и маленькие глаза. Тонкие губы ни секунды не пребывали в покое – все шевелились, складывались трубочкой, уточкой и растягивались в безмолвном крике. На голове – ночной колпак, тело скрыто длинной рубахой. Искорка в том месте, где у живых расположено сердце, еле мерцала – как и у всех привидений. Не искра, а так… Тень. Воспоминание.