Антонина Крейн - Шолох. Тень разрастается

Между тем Анте задумчиво кивнул:

– Но я могу забрать вашу унни – и сам заморожу портал. Это замедлит прибытие войск Зверя на несколько дней.

– Что?! – Я, замерев на одной ноге, изумленно обернулась к нему.

– Мне нужна ваша унни, – повторил он чуть громче.

Скромненько так. Будто за кофейным столиком сахар попросил.

– Ты совсем ошалел, маньяк?! – взвилась я. – Я не пойду на это!

– Во-первых, мы на «ты» не переходили! – рявкнул Анте. – Во-вторых, что, не нравится идея самопожертвования?

Я буквально потеряла дар речи.

– Вы ведь хотите закрыть портал, Тинави? – Анте сначала отмахнулся от пролетавшего мимо него кузнечика с крыльями бабочки, а потом обвинительно ткнул в него пальцем: – Или вы хотите, чтобы в ближайшее время весь ваш обожаемый город наполнили вот эти твари? Обратите внимание – это самые мелкие. Стоит порталу немного еще вырасти, и… – Маньяк явно собирался развернуть передо мной жуткую картину будущего, но я не дала ему договорить:

– Оказывается, Кадия была права на ваш счет. Но я не собираюсь умирать, Давьер, – холодно ответила я.

Глаза маньяка округлились:

– А кто говорит про умирать?

– Ну а как же? Забрать чужую энергию в момент потухания искры – ваш любимый способ словить халявной силы!

– Конечно, я не собираюсь вас убивать! – Маньяк чуть за голову не схватился. – Вы же Карланонова! Просто отдайте мне немного унни!

– Как? – опешила я.

– Он что, не объяснил вам? – Давьер злобно ругнулся и скороговоркой прочеканил: – Отлавливаете унни на сильную эмоцию – максимально сильную, какая в вас преобладает, соблазняете ее каким-то мощным колдовством, когда она придет, будет уже у вас в руках – просто швыряете ее в меня. Неоформленную. Я заберу.

– Почему тогда вы сказали про самопожертвование? – уточнила я.

– Для унни вы станете неблагонадежным другом. Вполне вероятно, она не захочет больше с вами общаться. Никогда.

– «Друг-тусовщик». – Я кивнула. – Точно. Карл когда-то говорил…

– Карл совсем свихнулся со своими техномирами, – проворчал Анте Давьер. – Вы что, уже начали? – удивился он.

Я действительно начала.

Рассудив, что моя преобладающая эмоция – это гнев, я стояла, сжимая и разжимая кулаки, и пыталась припомнить все то дерьмо в своей жизни, которое могло вывести меня из себя. Парад ненависти венчал, конечно, Зверь.

Дальше я застопорилась, потому что, как выяснилось, не такой уж я злобный человек, как мне казалось…

Я не боялась потерять связь с унни. «Каждый заслуживает и сто тридцать первой попытки», – сказала она мне на днях. А кому еще верить в этом мире, если не энергии бытия?

Пока я пыжилась, Теннет подошел и щелчком сбил с меня гусеницу, уже распахнувшую зубастую пасть:

– Поторопитесь, Тинави. Я начинаю думать, что быстрее было бы убить несколько пациентов в соседней палате. Заморозка времени займет минуты три. Представляете, сколько еще тварей просочится сквозь принца? И да. Соберите максимум унни. МАКСИМУМ. Если не хватит – вам конец.

Я поджала губы. Прикрыла глаза и вновь начала вдохновенно соблазнять энергию бытия своей ненавистью к… Прах побери. Да было бы к кому!..

Вдруг мои потуги прервал скрип двери и недовольный голос Полыни:

– А сколько именно энергии она должна собрать, чтобы фокус удался?

«Не сбиваться, не сбиваться! Я всех ненавижу, У-У-У, как я всех ненавижу!» – думала я, судорожно сжимая веки.

– А-ха-ха, продолжай, это даже забавно! – отвечала поганка-унни голосом Дахху.

Меж тем Анте отмахнулся от Полыни:

– Не мешайте, Ловчий. Лучше снова прилягте… Но раз встали – так займитесь тараканами.

– Нет, сколько? Сравнимо с энергией двух человеческих жизней? – Куратор пристал, как банный лист.

Я знала эту его интонацию. Начинает говорить так – не отвяжется, пока своего не получит. Анте тоже это почувствовал, видимо:

– Двух не хватит.

– Трех? Семи? Дюжины?

– Может, семи… Вы что, решили мне кого-то на заклание привести? Прямо сейчас? – неприязненно предположил маньяк.

– Почти, – сказал Полынь.

И оба умолкли. Хм. Я, встряхнувшись, вернулась к самокопанию.

Но тут в палате раздался страшный грохот.

Не то чтобы у нас до этого было тихо: сами понимаете, комнату наполнило уже никак не меньше полусотни иномирных насекомых, жужжащих и звенящих. Но сейчас грохот был вполне повседневный.

Шолоховский такой. Строительный. Так в Речном управлении бахают на мостовую туши выловленных из реки кракенов. А в Казначействе – обрушивают на весы стопудовые мешки со свежими монетками.

– Вы его сохранили?! – Анте выкрикнул эту фразу с неподдельным изумлением.

Я не удержалась и открыла глаза.

Полынь, по чьему виску ползла засохшая струйка крови (привет, цветочный горшок от Дахху), эдак небрежно, выпендрежно, плечом опирался об огромный камень. Камень – настоящий кусок скалы высотой не меньше полутора метров – возвышался в центре комнаты. Темно-багровый, он пестрел желтыми пульсирующими прожилками и, казалось, был живым. Где-то там. Внутри.

– Это же улика. – Полынь снисходительно посмотрел на маньяка и дернул в сторону камня острым подбородком. – Используйте! Давно ж собирались, да?

– Тинави, отпускайте унни… – ошалело пробормотал Анте и подошел к кровавику.

Мне не требовалось разрешение, потому что я уже это сделала.

Кровавик я видела первый раз в жизни, но сразу догадалась, что это он. Наряду с черной краской из Мудры, этот редкий камень славился тем, что умел накапливать энергию. Именно в него шолоховский маньяк этой весной сгонял унни, украденную у своих жертв. В кровавике, или, по-научному, гематите, хранилась, поблескивая, жизненная энергия садовника Олафа Сигри, пособницы Давьера леди Айрин и других прошедших «Ночную пляску».

Честно говоря, я никак не ожидала, что Иноземное ведомство сохранит камень с заключенной внутри него халявной энергией. А Ловчий не только ожидал, но и знал, где этот камень – в два Прыжка – раздобыть.

Как же хорошо, что есть Полынь!..

Пока я размышляла над всем этим, Анте Давьер положил ладони на камень. Нежно, будто ящерку хотел приласкать. Гематит задымился, и зрачки Давьера расширились, поглотив радужную оболочку.

Теннет начал плести заклинание.

Перебирая пальцами, он медленно разводил руки, будто открывая кому-то объятия. В пространстве между его ладонями начали появляться некие астрологические символы: тонкие золотые рисунки, обозначающие планеты и созвездия, небесные карты и календари, а также изображения рук, глаз и зеркал, помещенных в причудливые схемы… Все эти эмблемы, поблескивая и мерцая, крутились вокруг своей оси и вокруг Теннета. Они приближались и отдалялись, и Теннет вглядывался в них, выбирая какую-то конкретную, нужную ему фигуру.