Александра Гринберг - Дочь шторма, невеста огня [≈ Жнец крови и пепла] [litres]

– Я хочу домой.

Киара вопросительно взглянула на госпожу Линдтерн.

– Идите, – кивнула та. – Я деактивирую эту дрянь, а потом мы с Рангрид отправимся к архимагу Джердису, допросим папашу года… Ты не волнуйся, Маркус, к утру будешь как новенький. Ну, разве что… немного нервный.

Киара скептически хмыкнула. При таком количестве темной силы, нежданно-негаданно свалившейся на беднягу, быть всего лишь «немного нервным» точно не получится.

Стоило открыть дверь, как к ногам бросился Генри и тут же принялся обнюхивать обоих по очереди. Марку досталось больше внимания, после чего пес немного отошел назад и посмотрел на Киару – вопросительно и недовольно.

– Все претензии к папаше Альфарду, он у нас виновник торжества, – буркнула она.

При звуке этого имени псина зарычала, обнюхала их обоих еще раз и лишь затем, немного подумав, ушла с дороги. Очень захотелось погладить его, дать понять, что ничего не изменилось… Вот только Марк вовсе не был уверен, что не сделает с бедным псом что-нибудь плохое. Не потому, что и впрямь желает своей собаке зла или вообще хоть кому-то.

Не желает. Но над этой новой, густой и душащей магией не имеет и малейшего контроля. Совсем как в тех кошмарах, где из-за него раз за разом умирают люди. Или, что пугало еще больше, до дрожи в коленях и боли где-то под ребрами, – страдает Киара.

– Я хочу побыть один, – бросил он ей, отстраняясь. Киара выразительно вскинула бровь и скрестила на груди тонкие руки.

– Плохая идея, Маркус. Неохота потом твой труп из-под руин выкапывать.

Злость, которой он совершенно не хотел, вспыхнула моментально.

– Что, в душ тоже под твоим присмотром ходить? – язвительно поинтересовался он, отворачиваясь. В ванну и впрямь хотелось – смыть с себя невидимую, но ощутимую каждой клеткой кожи грязь сегодняшнего дня.

– Раньше ты был не против. – Она изящно пожала плечами. – Впрочем, не волнует. Ты и в сортир будешь путешествовать строго под конвоем, если я сочту это необходимым.

Сказано это было без привычных желчных ноток – констатация факта, и как-то сразу стало очевидно – Киара ничуть не шутит. Этот ее тон, холодный и деловой, выбесил еще сильнее, настолько, что не удалось сдержать собственную магию, десятком крохотных искр сорвавшуюся с пальцев.

Схватить ее за запястье и толкнуть к ближайшей стене, чтобы навалиться всем телом, вышло само собой.

– А если я сочту необходимым запереть тебя где-нибудь? – Он сжал ее руки в своей ладони. – Или вздумаю устроить второй Красный бассейн? – Воздух вокруг них потемнел, когда сила, и без того неспокойная, сорвалась с поводка. – Или захочу сделать с тобой что-нибудь, чего ты не хочешь? – Свободной ладонью он сгреб ткань ее юбки, обнажая бедро, с нажимом огладил прохладную кожу.

Светлая девица давно бы ударилась в слезы (или полезла в драку). Темная… темная, казалось, получает от ситуации извращенное удовольствие. Киара ничуть не боялась и знай себе бесила Марка снисходительной улыбочкой, но глаза ее были чернее черного, а на лилейных щеках ярко горел румянец. Невыносимо красивая и невыносимо раздражающая, она впервые так неприкрыто хотела его. Или просто теряла голову от темной магии?.. В глазах темнело от ярости при одной мысли, что Киара так же бесстыдно прижималась к какому-нибудь Фалько, и заполошно дышала, и ела его вот этим взглядом, и… и…

– Думаешь, ты теперь крутой, Марк? – Вкрадчивый полушепот у самого уха немного привел в чувство. Чужое дыхание приятно холодило полыхающую кожу; нежные руки скользнули ему под рубашку (и когда он успел ее отпустить?), медленно оглаживая снизу вверх. – Мальчик мой, не обольщайся. Я все еще тебе не по зубам.

Прежний Маркус Эйнтхартен, возможно, хмыкнул бы в ответ на это и принялся целовать свою принцессу. Как-никак, когда целуешься, довольно сложно язвить и строить из себя эту самую принцессу. Новый же Марк – а точнее, его темная часть, заполонившая сейчас все внутри, – рыкнул что-то не слишком цензурное и впился в ее шею не только губами, но и зубами.

Наверняка это выглядело пошло и грубо – зажимать ее у стены, лезть руками под юбку и в вырез рубашки, не раздевая, дергать вниз кружевные трусики.

Еще грубее – резко разворачивать спиной к себе, позволяя опереться на руки, чтобы было удобнее, и кусать загривок, оставляя жуткий след. На смену ярости пришли похоть и желание взять ее вот так, у стены в полутемном коридоре. Внутри проснулось то темное, звериное, окончательно затмевающее разум, от которого и так остались одни ошметки.

Мысль о том, что сейчас она, такая дикая и непокорная, принадлежит ему, плавится в его руках, прошила мозг, разом выметая все другие. Вокруг взвилась сила, кажется, их обоих. Без молний, огня и прочего – лишь то, что было внутри, терзало, дергалось на поводке, не зная, куда себя деть. Магия выплескивалась в воздух, уже без агрессии, злобы, желания испепелить что-нибудь. Марк был уверен, что сейчас его глаза чернее черного, как и глаза Киары. Они оба словно бились со стихией, для него – абсолютно непривычной; сила взметнулась темными всполохами, густая, буйная, подгоняя… Чтобы в следующий миг по нервам ударил чужой стон, хриплый, протяжный и тихий.

Когда Марк развернул ее к себе, чтобы поцеловать одними губами, без прежней страсти, на которую уже не осталось сил, он почувствовал, что дышать стало легче. Сила уже не рвалась наружу, от былой злости не осталось и следа.

– Я перегнул, да? – спросил он тихо, уткнувшись своим лбом в ее.

– Все в порядке, – так же тихо ответила Киара, проведя рукой по его волосам и задержавшись на загривке – там, где остался шрам от трансформатора. – Ты не сделал ничего такого, чего бы мне самой не хотелось. – Она улыбнулась, правда, немного вымученно. – Ну, все еще хочешь побыть один?

Сейчас ему больше всего хотелось завалиться в свою постель, прижать к Киару к себе, а утром проснуться и понять, что внезапная смерть мачехи, еще более внезапное появление покойной матери, предатель-отец и эта новая, пока не его магия – не более чем сон, из которого никак не получалось выбраться всю ночь. Ничего такого говорить вслух он не стал, покачал головой и, отстранившись, добавил коротко:

– Нет.

Киара, не заморачиваясь такой ерундой, как застегивание своей рубашки, поправила одежду на нем, прежде чем взять за руку и направиться в сторону гостиной. Удивительно, но когда они уселись на диван, негласно находящийся в собственности Генри, тот не был против. Только подвинулся к подушкам и с любопытством (и осуждением) поглядывал на них.

– Твоя собака должна была родиться котом, – хмыкнула Киара, прежде чем уже куда серьезнее спросить: – Ты как?

– Я не знаю. – И это правда – Марк не знал. Ни что чувствовал, ни что со всем этим делать. – Изуродованный труп моей мачехи видела вся улица, и убила ее моя воскресшая из мертвых мать. Отец и вовсе предал, а теперь меня предает собственная сила. Я понятия не имею, что мне со всем этим делать.