Джули МакЭлвен - Убийство во времени [litres]

– О´кей. Поняла.

– У графа была репутация тирана. Я его боялась, когда была ребенком и сталкивалась с ним, навещая герцога. – Она изобразила дрожь. – Говорят, он привез леди Анну домой и отправил ее мужа в Индию. Будучи членом парламента, он имел связи в военном министерстве. Бедняга там и умер, так ни разу не увидев своего сына. Если задуматься, это правда очень трагично.

– Интересно, что чувствовал Морланд, зная, что из-за деда никогда не видел своего отца?

– Не знаю, но граф души не чаял в своем внуке. Конечно, этому способствовало и то, что Морланд внешне пошел в своего деда, и это, само собой, тешило самолюбие старого графа, – цинично заметила Ребекка. – Ничто так не радует, как видеть продолжение своего рода, читающееся в чертах мужской ее части, ведь дочери и внучки останутся лишь на бумаге. Их все равно сложно использовать для расширения своей империи! Это мир мужчин , мисс Донован, – добавила она, нахмурившись. Какое-то время она молчала, затем издала вздох. – Но это все равно ничего не значит. Пока граф был жив, между ним и Морландом не было никакого отчуждения. К сожалению, титул графа не перешел Морланду и достался какому-то дальнему родственнику по мужской линии, какому-то племяннику. Однако Морланду повезло, так как Тинли Парк не значился в перечне собственности, перешедшей в наследование нового графа.

– Почему леди Анна не последовала за своим мужем в Индию?

– Я не знаю подробностей. Подозреваю, что она узнала о своей беременности, которая, без сомнения, поставила на путешествии в Индию крест. Осмелюсь предположить, что к тому моменту, как она могла совершить путешествие, было уже слишком поздно. Ее муж уже скончался. Печально, как иногда бывает в жизни, да?

– Никогда не знаешь, что преподнесет тебе жизнь, это я точно могу сказать. – Она подошла к грифельной доске и встала рядом с Ребеккой. – Кто еще из ваших знакомых подпадает под описание?

– Я не…

– Нет, знаете.

Ребекка приподняла брови.

– Все служанки в Америке – такие диктаторши, как вы, мисс Донован?

Кендра нахмурилась.

– Герцог вспомнил восемь человек, которые совпадают с описанием. Мне бы хотелось услышать вашу версию.

– И что потом, мисс Донован? Что вы собираетесь делать?

– Допросить подозреваемых, выяснить, где они были в ночь убийства. Мы можем исключить из списка всех, у кого есть алиби.

– Понимаю. – Ребекка странно посмотрела на нее. – И вы это собираетесь сделать… как? Вы, служанка, будете задавать вопросы своим господам?

Кендра уставилась на нее, впав в некоторый ступор. Как, черт возьми, она будет проводить расследование, если ей не разрешат допрашивать подозреваемых?

Леди Ребекку явно забавляла эта ситуация.

– Вы, кажется, забываете о своей позиции в обществе, мисс Донован. Что у вас есть, а чего нет .

– Уверена, герцог окажет мне помощь.

Ребекка удивленно уставилась на нее. Обычно служанки оказывают помощь герцогам, а не наоборот. Она внезапно улыбнулась и, постукивая веером по подбородку, обошла Кендру кругом.

– Хм. Мне не нужна личная горничная. Моя горничная Мэри прекрасно справляется со своими обязанностями.

Кендра осторожно посмотрела на нее.

– Отлично. Потому что я, откровенно говоря, отстойная горничная.

– Отстойная ? – Ребекку это позабавило, она рассмеялась. – У вас, американцев, такие яркие выражения. Однако… у меня никогда не было компаньонки.

– Компаньонки?

– Да, для прогулок.

– Леди Ребекка, вы случайно не просите меня стать вашей компаньонкой?

– Думаю, это я и делаю. Это необычно, но… вы, моя дорогая мисс Донован, только что получили повышение.

Из окна своей спальни Эйприл Дюпрей видела, как сыщик медленно удалялся, осторожно шагая по блестящей черной брусчатке, влажной от мелкого дождя, падающего с вечернего неба. Когда он вдруг остановился, снова кинув взгляд на дома, его глаза, казалось, уставились прямо на ее окно, и сердце у нее ушло в пятки, а пальцы сжались на кружевных шторах. Она заставила себя отпустить ткань и отойти назад.

Она судорожно думала, понял ли он, что она ему солгала. Она хорошо врала, это было необходимое качество хорошей шлюхи.

Эйприл улыбнулась, ее накрашенные губы цинично искривились, она вспомнила всех негодяев, которых обслужила за свою жизнь. Им никогда не нужна была правда. Нет, они хотели, чтобы с ними ворковали, нянчились и восхищались тем, какие они мужественные и привлекательные, даже если им было давно за семьдесят. У всех были свои фантазии. А любая фантазия начинается со лжи.

Эйприл Дюпрей даже не было ее настоящим именем. Она с трудом помнила имя, которым ее окрестили, и ту малютку, которой она когда-то была: до того как ее пьяный придурок отец отдал ее сутенеру в обмен на уплату долга. Ей тогда было одиннадцать.

Это, конечно, было уже давно. Эйприл охватило холодное удовлетворение от воспоминаний о тех ранних годах. После первого, самого жестокого, года она отказалась от своих девичьих мечтаний, о которых уже толком и не помнила, и начала активно работать, чтобы стать искусной куртизанкой. Ее внешность и ум позволяли ей стать чем-то большим, чем простой уличной девкой, хотя сначала ей и пришлось покувыркаться какое-то время на задних дворах с пьяными бабниками. Однако ей хватило ума заниматься этим за деньги, а не за глоток джина. Она оказалась в академии и провела там какое-то время, пока хитроумно не соблазнила одного из клиентов и не заехала в свой собственный дом.

Это было хорошее время. Конечно, она не была так глупа, чтобы подумать, что это будет продолжаться вечно. В ее мире ничто не вечно. Она копила деньги и украшения, работала над своей речью и манерами. Когда ее покровитель нашел любовницу помоложе и попросил ее уйти, она купила дом на Бэкон-стрит и набрала небольшое количество девушек. У нее ушло на это несколько лет, но в конце концов ей удалось построить свой бизнес и стать хозяйкой публичного дома. Она, может, и не предлагала самых эксклюзивных женщин легкого поведения в своей академии, но заработала хорошую репутацию и удовлетворяла широкий спектр потребностей.

Теперь, отойдя от окна, она поймала свое отражение в зеркале из граненого стекла на другой стороне комнаты. На долю секунды она увидела бледную проститутку с золотистыми волосами в воздушном голубом платье с высокой талией. Свечи помогали создать обманчивую иллюзию молодости и красоты. Она знала правду.

Можно было врать клиентам, но себе не соврешь.

В тридцать пять она уже давно утратила всякую молодость. Если бы она посмотрела в зеркало внимательно, то увидела бы, что годы отпечатались на ее лице, оставив паутинку тонких морщинок вокруг глаз и на лбу. Ее фигура все еще была красивой, пышной и округлой, но она больше не могла скрывать черствость во взгляде и жадность в глазах, когда проводила финансовые сделки.