Антонина Крейн - Теневые блики [litres]

– Отлично, просто отлично, – язвительно заметил куратор. – Что ж, иди к нему.

– Может, не надо? – испуганно спросила я. – Что мы сейчас делать-то будем?

– Нет уж, спускайся, – убито сказал Полынь. – Твое присутствие, как обычно, мало что меняет.

Я почувствовала укол обиды. На ватных ногах вышла из кабинета и аккуратно пошла по коридору, стараясь не шататься. В голове раз за разом воспроизводился тот жуткий треск.

Каково бы же было мое удивление, когда, спустившись в холл, я увидела там статную фигуру Анте Давьера.

Шолоховский богач сидел на скамье, которая каменной лентой опоясывала главный холл ведомства, и из-под полуприкрытых век разглядывал алые полотнища гербов. Полотнища эти мерно раскачивались в высоте, перекинутые через горбатые мостики департаментов. Анте следил за ними, как пустынный кот – за караваном, бредущим вдалеке. Будто расслабленно – но только «будто бы».

Завидев меня, Анте чуть дернул уголками рта – улыбается, вестимо. Я подошла к нему не слишком-то радостно:

– Вы хотели меня видеть?

Он жестом пригласил сесть рядом. Это было проделано с таким гонором, будто речь шла не о ведомственной скамейке, а, по меньшей мере, о королевском троне на вершине мира.

Впрочем, еще вчера Анте казался мне достойным малым. Возможно, сейчас я воспринимаю все превратно из-за пережитого шока.

– Я не отвлек вас? – Давьер прижал руку к сердцу и склонил голову набок. Я поморщилась:

– Работы много, но я помогу вам, чем смогу, если дело срочное.

Предприниматель в ответ на это скорчил физиономию: втянул губы и поднял брови, после чего покачал головой, будто бы удивляясь сам себе:

– Вы не поверите, Тинави. Я пришел, чтобы проконсультироваться насчет Кадии… И того, как мне стоит вести себя с ней, чтобы она продолжала считать меня «приятным во всех отношениях мужчиной».

Я на секунду замерла. Потом тряхнула головой и с силой зажмурилась, чтобы прийти в себя – настолько эта фраза не коррелировала с происходящим сейчас в кабинете номер тридцать два.

– Простите, что?

Давьер пожал плечами и, пригладив и без того идеально уложенные волосы, улыбнулся:

– Ваша подруга мне очень импонирует. Сегодня она пригласила меня на совместный завтрак. Спонтанно. Я не успел провести надлежащее исследование и потому решил спросить вас, какие цветы лучше преподнести ей в знак своего внимания.

Во Кадия дает! Не успела получить птичку об отмене наших планов – и сразу же нашла мне замену. Ну, быстра!

– Берите лилии, не ошибетесь, – с ходу ответила я, благо знала ответ.

Вот он, звездный час всех тех самодельных анкет, которые мы без устали заполняли в школе! «Какой твой любимый цвет», «Любимое имя», «Любимый десерт» и так далее – и ты по кругу передаешь тетрадь с вопросами, и каждый, кто не хочет мгновенно стать твоим врагом, осторожно вписывает ответы, высунув от усердия язык.

– Лилии… Спасибо. Вы мне очень помогли. – Анте с чувством пожал мою руку и встал. – Я могу и в дальнейшем обращаться к вам с вопросами подобного толка? – дипломатично уточнил он.

– Да, но лучше во внерабочее время, – вежливо ответила я и, дождавшись, пока делец повернется к выходу, рванула обратно в кабинет.

Все это время мысли мои были там.

Впрочем, стрессовая ситуация заставила меня вспомнить еще об одном событии, память о котором до этого была вытеснена из-за чересчур активного утра…

Мальчик по имени Карл и его долбаные ночные полеты за гранью возможного. О-оу. Сегодняшний день календаря грозится быть раскрашенным в багряный цвет! Или, лучше, в фиолетовый: цвет тайн и загадок, отдающих скорее вселенской горечью, нежели развеселой интригой.

Не зря его носят архиепископы и старшие лекари.

В кабинет я возвращалась по стеночке, чуть ли не на мысочках.

Причиной тому стала громкая ругань, слышимая аж с противоположного конца коридора.

Стены дрожали от всеохватывающего баса мастера Улиуса. Когда я зашла, меня чуть не унесло обратно звуковой волной.

– Всяк сверчок знай свой шесток, Полынь! Я не представляю, как начальство среагирует на такое известие – новый труп, да прямо посреди Иноземного ведомства! В «оплоте закона и правопорядка», прахом погреби эту формулировку! А докладываться, между тем, не тебе, а мне! Ты чем вообще думаешь? Ты Генералом Улова хочешь стать, а сам такое допускаешь? Ни дисциплины, ни ума не надо?! – на свой лад переиначил поговорку шеф. Он так частенько делал.

Драма, развернувшаяся передо мной, была достойна пера средневекового трагика.

Две Ищейки суетились вокруг кресла с безвременно почившей Мелиссой, чьи невидящие глаза слепо устремлялись к окну, тогда как тело было повернуто к выходу. Посреди комнаты возвышалась грозная и грузная фигура Улиуса. Глава департамента Ловчих пылал праведным гневом. Его и без того румяные щеки налились апоплексической краснотой, глаза горели. Шеф навис над Полынью и ругал его, как ругают блудных сыновей: без удовольствия, но отчаянно, на грани самобичевания. А потому особенно проникновенно.

Куратор перед лицом разъяренного начальства врубил защитный механизм: напыжился, как воробей, что было непросто при его поджарости. Чтобы казаться больше (а мы все волей-неволей пытаемся казаться больше в пугающих обстоятельствах), Полынь растопырил локти и раздул ноздри, волосы его встали дыбом вместе со всеми вплетенными в них лентами и монетками. Бубенчики на амулетах предупреждающе позвякивали. Изредка куратор бросал обеспокоенный взгляд на часовой медальон. Обратный отсчет уже дошел с шестидесяти до сорока минут.

– Да хватит уже своими цацками любоваться! – взревел Улиус, рывком сорвал часы Полыни с цепочки и убрал себе в карман.

В черных глазах куратора полыхнул такой гнев, что у меня аж коленки подкосились. Впрочем, мгновение спустя Полынь снова нацепил привычно-спокойное выражение лица. Только локти еще острее стали.

Меж тем, за спиной Улиуса, облокотившись о стену и скрестив на груди руки, стояла Селия. Помощница шефа едва заметно улыбалась, глядя на Полынь. Кажется, ей было приятно, что его отчитывают.

Я осторожно подошла и встала подле Внемлющего. Иногда просто замереть рядом (не героически, а с вытаращенными от страха глазами – ненавижу, когда орут) – это уже поддержка.

Улиус набрал в грудь воздуха для нового залпа гнева:

– Ядрыть-колотить, Ловчий! Почему я слышу, что ты разъезжаешь по всему городу, занимаясь мелочовками, если на тебе висит такое, а?! Ты просто набиваешь себе количество выполненных дел? Халтуришь? Где подозреваемые по дворцовым убийствам?! Где свидетели?! Где, ядрена мать, версии? И не тыкай мне пальцем в свои настенные каракули, меня таким не проймешь! И то, что ты сейчас попытался уйти отсюда до разговора со мной – это тоже не есть хорошо, многоуважаемый господин Внемлющий!