Джаннет Инг - Под маятником солнца [litres]

Когда я проснулась второй раз, небеса, казалось, объяло пламя.

Я выбралась из постели, раздвинула занавески и с колотящимся сердцем выглянула наружу. Земли, окружавшие замок, пылали. Туман выгорел дотла. Цветные кусочки оконного стекла превращали бескрайнее пламя в беспокойное море. Мертвенно-бледное и ярко-алое, каким и был витраж с изображением воскресшего Христа в кроваво-красных одеждах.

Закутавшись в шаль, я побежала вниз по лестнице, вспомнив, что посмотреть наружу можно из большого зала. По-прежнему босая, я, кашляя от пыли, распахнула длинные портьеры.

Но и оттуда было ничего не разглядеть, слишком уж далеко, и я, доковыляв извилистыми коридорами до люка, который вел на чердак, выбралась на крышу. А оттуда уже увидела это: потоки и вихри неистового огня, клубы дыма и чад. Пожар все полыхал, а я не могла вспомнить, чем он может подпитываться на этих равнинах. Пока бродила там, натыкалась лишь на туман и мороки. Что могло поддерживать такие высокие столбы пламени?

Огонь окрашивал небо в зловещие оранжево-красные цвета, чуждые этому пейзажу. Маятниковое солнце никогда не придавало небесам подобных оттенков.

Тогда-то на меня, напуганную этим зрелищем, и наткнулся Лаон. Диоген крадущейся черной тенью следовал за хозяином.

– Что там происходит? – едва взглянув на брата, спросила я и нарушила повисшее жуткое молчание. Спор прошлой ночи все еще лежал между нами, но сейчас можно было не обращать внимания на его останки. – Лаон?

– Саламандра расчищает пустоши, – ответил он, – я говорил с ней сегодня утром. Это для визита Бледной Королевы.

– Пустоши?

– Болота снаружи, – в его голосе звучал холод. Я продолжала смотреть на пожар, а Лаон не сводил с меня глаз. Я чувствовала его взгляд на своей коже, и мне снова до боли захотелось прикоснуться к брату. – Ты ведь не думала, что такое происходит естественным путем?

– Я не знаю, что для этих мест естественно, – ответила я.

– Фейри любят сохранять эту землю… невозделанной. Аморфной.

– Что ты имеешь в виду?

– Она заросла, так что ее заново выжигают и превращают обратно в туман.

– Но что же там снаружи, когда… когда не туман?

– Сны. Мысли. Вещи, которым наш разум придает форму, – ответил он, чуть взмахнув длинными пальцами. – Туманы весьма податливы, именно по этой причине фейри хотят, чтобы все так и оставалось. Полагаю, что это своего рода запасы, которые время от времени собирают. Наверное, продают на Базаре гоблинов или что-то в таком роде. Но из-за нашего сознания все начинает зарастать быстрее, и расчищать приходится чаще.

– Значит, человеческий разум что-то делает с туманами?

– Да, он придает им форму. Каким-то образом.

– Я… я думаю, что понимаю. – Ветер уносил черный дым прочь от Гефсимании, но я все еще ощущала в воздухе едкий сернистый привкус. – Это как с настоящими вересковыми пустошами? Они решили оставить их в первозданной пустоте.

Он кивнул и повернулся, чтобы смотреть в окно вместе со мной. Некогда покрытые туманом болота казались огромной печью, но ее пламя не давало света, лишь густую, всепоглощающую тьму. Мои глаза заболели от подобного зрелища, и я вообразила себе плясавшее по равнине пламя, за которым тянулся шлейф гаснущих искр.

Жар на лице напомнил о том, как я впервые увидела охваченные огнем вересковые пустоши Йоркшира. Тогда я в ужасе прижималась к Лаону, а в голове эхом отдавались слова Тесси: «Так все и делается. Пустошь должна оставаться пустошью. Это все равно, что подстригать ногти».

До того момента я всегда считала их неприрученной, первобытной землей, которую сжимает в своих языческих объятиях бескрайнее небо. И вот у меня на глазах природу поставили на колени. Как всякий наивный простак, я ошиблась, приняв сломленное цирковое животное за дикое.

– Книги… – начала я; было радостно их получить, но после нашей ссоры благодарить не хотелось. – Это был ты?

– Я у тебя в долгу, – ответил Лаон. – Я же обещал.

Земля задрожала и разверзлась. Пляшущие языки пламени раздавило тяжестью взрыхленной почвы, откуда вынырнуло огромное существо, поднялось, точно волна, и снова исчезло в серо-черной грязи. Пока оно описывало дугу, я успела разглядеть гигантскую морду, широкие плавники и, наконец, огромный изогнутый хвост.

– Что это? – выдохнула я. – Это ведь не…

– Кит.

– Кит?

– Да, его называют морским китом.

– Которого я, несомненно, уже видела… – Я посмотрела на Лаона, и наши взгляды встретились. В его бледно-голубых глазах отразилась едва заметная улыбка. Точно так же в детстве мы оба притворялись, что все знаем, и кивали словам друг друга, как бы нелепо те ни звучали, отчаянно стараясь не показать своего невежества. – Я читала о них. Они называются так не потому… что живут в море, а потому что… едят его?

– Близко.

– Что значит «близко»?

– Они наполнены соленой водой и песком, – ответил Лаон, – мне рассказывали, что в них живут рыбы.

– О, – удивленно пробормотала я.

Из земли вынырнуло еще одно огромное существо. Оно оказалось ближе, и я смогла разглядеть кожу, походившую на толстый ковер из папоротника и прутьев. Комья грязи и капли пламени льнули к ней, добавляя черноты, но не сжигая морского кита. Пустой взгляд голубых глаз проглядывал из вихря потрескивающих веток. Веером развернулся хвост, и на фоне ярких всполохов огня я увидела его переплетающийся узор.

Из спины одного из существ забила струя воды. Жар испарял капли, и хотя полный гари ветер дул прочь от замка, в воздухе все же чувствовалась соль.

– Море, – изумленно произнесла я. Этот густой и скверный запах нельзя было ни с чем спутать. Мне тут же вспомнились дни, проведенные на палубе «Безмолвного», и неумолкающие крики чаек в порту. – Я понимаю, что это Аркадия, но… как?

Лаон нерешительно пожал плечами:

– Полагаю, прознали о раковинах и увлеклись.

– О том, что в раковинах можно услышать шум моря?

– О том, что в них заключена частичка океана.

Сначала я почувствовала этот звук в собственных костях. Низкий и скорбный, он, точно гул колокола, отдавался от земли эхом. Долгий, нечеловеческий стон, больше похожий на шепот в раковине или завывание ветра в пещерах, где мы играли, чем на тот, что мог родиться в горле живого существа.