Тим Пауэрс - Последние дни. Том 2 [litres]

– Я в самом что ни на есть естественном состоянии, – сказала Пламтри. – А подходящее место – это бар! Если я не выпью, то пропаду, как Минни без Микки.

– «Сабурбан» может отправляться куда хочет, – заявил Кокрен, – а «Форд» остановится у ближайшего бара, который подвернется по дороге.

– Я был бы совсем не прочь запить чем-нибудь то каберне, – промолвил Пит.

– Сомневаюсь, – рассудительно заметила Анжелика, – что мне самой удастся надолго сохранить рассудок, если я не выпью. – Она вздохнула и обхватила себя за локти. – Арки, возможно, и ты не прочь бы выпить, но тебе лучше остаться трезвым. Предписание врача.

Мавранос, похоже, вовсе не слышал спора.

– Но можем ли мы по-настоящему представить себе, – негромко продолжал он, – что Он даст тебе меньше девяноста девяти и девяти десятых?

Анжелика хмуро прислушивалась к невнятному бормотанию Мавраноса, несомненно, думая о помутнении сознания .

– Если Кути вернулся в мотель, – будто думая о чем-то другом, сказала она, – он дождется нас. И ему ничто не грозит. Он теперь король.

Когда Кути стащил с себя рубашку и джинсы и, не глядя, стряхнул куда-то на сияющий пол мокрые кроссовки, женщина поцеловала его, обвила руками за шею, ее мантия распахнулась, и ее горячая кожа приникла к его холодной груди. Ее язык, скользнувший между зубов, обжег его, как электрический удар.

Они рухнули поверх покрывала на огромную кровать под нависающим балдахином, и Кути лихорадочно пытался освободить руки, чтобы стянуть с себя облегающие трусы, а она в это время целовала его шею и грудь – и тут он разобрал ее шепот:

– Дай мне себя, – хрипло приговаривала она, – ты не девственник… Заполни меня… ты такой большой… ты способен дать мне больше, чем я смогу принять… и почти без риска умереть.

«Умереть?» – повторил он про себя, и тут ее зубы нежно прикусили кожу над напряженным мускулом сбоку его шеи.

Если она и пустила ему немного крови, то всего лишь капельку, и ощущение было лишь приятным.

Но он внезапно понял, что его психическое внимание и само его «я» широко раскрыты и туго растянуты, а женщина всей силой своего разума пытается отгрызть кусок его души .

…И в невыносимом воспоминании, мелькнувшем в голове, он вновь оказался привязан липкой лентой к сиденью минивэна, покачивавшегося внутри большой фуры, – «лодка в лодке» – и однорукий безумец тыкал его охотничьим ножом в ребра, пытаясь отрезать часть его души и потребить ее…

Внезапно комната как будто накренилась, стала темнее и жарче, и он проникся безрассудной уверенностью, что вот-вот всем своим физическим телом провалится в ее рот-печь, который в это мгновение паники, достойной самого ужасного кошмара, представился ему черным разинутым зевом камина прямо под ногами.

Он почувствовал, что заскользил туда…

И со всей психической силой, которую события этого страшного утра пробудили в нем, нанес удар такой силы, что испугался, не лопнул ли у него в голове какой-нибудь сосуд.

Физически он при этом не шевельнулся, и лишь через секунду осознал, что кожа женщины невероятно холодна и голая грудь неподвижна – она не дышала.

Он высвободил руки из-под холодной тяжести тела и соскочил с кровати. Всхлипывая и дрожа всем телом, он неловко натянул джинсы и рубашку и уже совсем было запихнул ноги в мокрые кроссовки, как дверь из коридора распахнулась.

В двери обрисовался силуэт старухи.

– Позвоните… 911, – с трудом выдавил Кути. – Кажется, она…

– Она мертва, сынок, – сурово сказала старуха. – Оба телефона внизу звонят сами по себе, да так, что у их несчастных магнитов чуть провода не обрываются, а по большому зеркалу бога прошла трещина. Она мертва и улетела, как пушечное ядро, в телесном образе прямиком за пики Индии. Бедная женщина всего-то хотела хоть немного настоящего тебя, и ты не мог поделиться с нею? Сынок, ты не знаешь своих сил. – Она покачала головой. – Он не может встретиться с тобой сейчас, хоть с покаянным завтраком из вина и оленины, хоть без него. Придется вам встретиться попозже – и, наверное, он обойдется с тобой не так вежливо, как это было бы сегодня. А сейчас туман закрыл тебя от его взгляда.

Кути вытер рукавом слезы с глаз, посмотрел на нее – и стиснул зубы, чтобы не взвыть он неподдельного смятения. На него неблагосклонно смотрела та самая старуха, которую они с родителями много раз видели на экране черно-белого телевизора, настраиваемого магическим образом. Теперь было видно, что у нее разные глаза – один карий, а другой голубой.

– Я Мэри-Эллен Плезант, – представилась она. – Можешь называть меня Мамаша Плезант, как все. А ты, сынок, не дрожи так из-за того, что сделал: хотя, конечно, это очень плохо, ее труп будет не первым, от которого мне придется тайно избавляться. Сейчас давай-ка приведи одежду в порядок, спускайся, и мы поговорим на кухне.

Она вышла в коридор и милосердно оставила дверь открытой. Когда ее шаги по деревянным половицам начали удаляться, Кути выпрямился. Не глядя на почти обнаженный труп на кровати, он подошел к туалетному столику и снова взял в руки бутылку вина «Кусачий пес».

«Тебе ведь хотелось бы немного этого, верно? – вспомнил он слова женщины. – Безнаказанности?»

Покаянный завтрак…

– Ничего лучшего даже и представить было нельзя, – сказал Кокрен и повернул «Гранаду» через опустевшую на мгновение полосу встречного движения на кривую площадку перед баром-рестораном, здание которого – серые дощатые стены, крыша из ржавого листового железа – вполне могло быть консервным заводиком, построенным еще в начале века и подвергшимся лишь минимальному ремонту. Они припарковались неподалеку от двери, над которой красовалась вывеска: «Бар неудачников», но Пламтри указала на плакат над главным зданием: «БОГЕМИЯ – ДАРЫ МОРЯ».

– Отлично, – сказал Кокрен, когда они, бросив машину незапертой, поплелись ко входу в бар. – Если здесь принимают карточки, то возьмем на ланч этих самых даров моря.

Пыльно-синий «Сабурбан» стоял у разделительной линии посреди Мейсоник-авеню и мигал левым поворотником.

Кокрен не без труда поднялся по деревянной лесенке, опираясь на мокрые железные перила, и распахнул дверь перед Пламтри.

Она сделала один шаг в темноватое помещение, остановилась и оглянулась на него.

– Сид, – сказала она, – это место…

Он положил руку ей на плечо и протиснулся мимо нее в дверь.

Над усыпанным песком танцполом вращался шар, оклеенный мелкими осколками зеркала, но и тут никто не танцевал. Пахло свечным воском, но сейчас к нему примешивался запах не баранины, а рыбы. Двое мужчин в жеваных деловых костюмах (похоже, те же самые, что и несколько дней назад) стояли около стойки и вытряхивали кости из стаканчика на мокрое полированное дерево.