Тим Пауэрс - Последние дни. Том 2 [litres]

Сид Кокрен долгими днями следил за промыванием опустевших бочек кальцинированной содой и горячей водой, чтобы в них можно было вновь залить вино, а вечерами торчал в лаборатории, охлаждая одни образцы молодого вина для проверки стойкости винной кислоты и нагревая другие, чтобы выявить любое возможное белковое помутнение. После двенадцати дней отсутствия, которые бухгалтер, из сочувствия к понесенной утрате, зачел ему как отпуск, Кокрен работал всю неделю без выходных, прежде всего, чтобы отдохнуть от своих пятерых гостей, но, конечно, и в стремлении наверстать упущенное в непрекращающихся винодельческих работах и получить хоть немного заслуженных сверхурочных.

«Шесть или семь постояльцев, – думал он, когда в субботу въехал на дорожку к своему дому и выключил мотор. – Это по меньшей мере. Но в данный момент, по-видимому, всего пять».

Мавранос припарковал свою машину в самом конце дорожки. Пара вновь купленных чехлов, свешивавшихся до самой земли, скрывала алую окраску машины, но не могла спрятать угловатых очертаний.

Кокрен вылез из машины и направился к дому, выстроенному в 1960-х годах в стиле классического ранчо, по лужайке, а не по дорожке из каменных плиток, поскольку Кути изрисовал их мелом защищающими от наблюдения узорами, которые он, по-видимому, узнал от Томаса Алвы Эдисона два года назад; на крыльце Кокрен отмахнулся от музыкальной подвески, сооруженной Анжеликой из куриных костей и старых радиодеталей, переступил через пятна свиного сала и соли, которые Мамаша Плезант тщательно размазала по бетону, затем проигнорировал медную накладку замочной скважины и, присев на корточки, всунул ключ в замаскированный замок, установленный Мавраносом в самом низу двери.

Прямо с порога ему в ноздри ударил сложный запах, состоявший из антикоррозийной смазки «WD-40» и тушеной говядины с луком; в гостиной стереосистема играла «Все кончено, грустная детка» Боба Дилана из альбома «Подземный блюз скучающего по дому» [25] Bob Dylan, «It’s All Over Now, Baby Blue» с альбома 1965 года «Bringing It All Back Home» (у автора он ошибочно назван по первой дорожке – «Subterranean Homesick Blues»). . Музыка безошибочно указывала на присутствие в доме Мавраноса, и, судя по тому, что у двери стояли туфли «Феррагамо» с самодельными подошвами из коры, Мамаша Плезант в настоящее время не занимала тело Пламтри.

– Коди! – позвал он, стягивая сырую от дождя ветровку.

– Она возится с «Торино», – отозвался из кухни голос Пита Салливана. – Как поживает винишко? – Он сидел за кухонным столом и ковырял отверткой в полуразобранной карманной рации.

– Стареет. – Вчера Кокрен ответил: «Пылится». Он вошел на кухню, бросил ветровку на рабочий стол, открыл холодильник и достал банку пива из неиссякаемых запасов Мавраноса. На белой эмали двери холодильника красовались свежепроцарапанные 1-28-95: за эту неделю бездельного ожидания у Пламтри появилась привычка царапать ключом дату текущего дня на любой поверхности, где оставались следы, – деревянных столешницах, гипсокартонных стенах, корешках книг. Когда он, обнаружив в прошлый уик-энд несколько первых таких отметок, попытался протестовать, она упрямо возразила, что ей это нужно и необходимость эта ничем не отличается от необходимости хирургов помечать в больницах конечности, не подлежащие ампутации, большой буквой «Н» («нет»). Черным маркером, каким подписывают белье для прачечной, она обозначила на каждой из Нининых блузок, которые носила, дни недели. Наверно, так же она поступила со своим нижним бельем (Кокрен все эти дни спал на диване в гостиной и не знал).

С банкой в руке Кокрен прошел через прачечную к черному ходу, где в двери так и не было стекла: он выбил стекло пустой бутылкой, когда они с Пламтри приехали ранним утром две недели назад. Когда он открыл дверь и распахнул ее, впуская в дом холодный утренний воздух, женщина, стоявшая возле поднятого капота «Торино» модели 1969 года, обернулась к нему, и он узнал в ней Коди.

– Тебе нужно поговорить с Дженис, – сказала она.

Кокрен подошел к автомобилю. Коди сняла с мотора карбюратор и крышку распределителя зажигания, разложила гаечные ключи и стробоскопический индикатор на тряпке, расстеленной на крыле.

– Я пытался, – ответил он.

Несколько раз во время их шумных завтраков, наподобие фуршетов, он замечал, что Пламтри ест вареные яйца или яичницу, держа вилку в правой руке, и встречался с ней глазами, но каждый раз ее лицо менялось, и перед ним оказывалась Коди, которая отвечала ему пустым вопросительным взглядом, перекладывала вилку в левую руку и возвращалась к тарелке с яичницей; однажды он точно опознал Дженис по осанке, положению плеч Пламтри, когда она поднялась на цыпочки, чтобы достать с высокой книжной полки том Эдны Сент-Винсент Миллей, но когда он окликнул ее, Коди удивленно уставилась на книгу, вынула из кармана ключи от автомобиля и, выцарапав дату на обложке, поставила книгу на место.

– Она избегает меня, – сказал Кокрен.

– И я догадываюсь почему. – Пламтри отложила отвертку, которой крутила винт регулировки холостого хода, и протянула левую руку, испачканную черной смазкой. – Не уступишь мне свое пивко? А то я слишком грязная и перепачкаю все ручки у дверей и холодильника.

Кокрен протянул ей банку, даже не отхлебнув из нее.

– Могу, если хочешь, принести другую, чтобы тебе не ходить лишний раз. Но, Коди, mi casa es su casa [26] Мой дом – твой дом (исп.). . Пачкай все, что захочешь.

Пламтри ухмыльнулась и взяла банку, сделала большой глоток, выдохнула и сказала:

– Спасибо, конечно, но Мамаша Плезант заставит меня мыть все, что я испачкаю. Ты хоть видел списки дел, которые она оставляет для меня? Там не только продукты и уборка – иногда она требует, чтобы я купила или продала дом! Но я позвонила насчет пары случаев, и оказалось, что это надо было сделать еще до 1906 года. Хорошо еще, что она не знает цен 1995-го, а то ведь решила бы, что я ворую деньги, когда хожу за продуктами. И в записках она всегда называет меня Терезой.

Кокрен кивнул. Коди и Мамаша Плезант были весьма заметными фигурами, и им удавалось действовать друг дружке на нервы, несмотря на то, что они просто не могли встретиться лицом к лицу, так как по очереди занимали одно и то же тело. Но Кокрен несколько раз общался напрямую со старухой, и она показалась ему именно такой маразматичкой, какими, по словам Кути, было большинство призраков. А Тереза, вероятно, была ее служанкой, когда она еще была жива и богата.

Призрак Мамаши Плезант впервые явился через Пламтри в прошлое воскресенье, после того как Коди согласилась поесть хлеба, испеченного с молотыми орешками эвкалипта с Октавия-стрит, и выпить вина, которое всю ночь настаивалось на тех же самых дробленых орешках. Целый час после этого сомнительного причастия Пламтри сидела на диване в гостиной, полоскала рот водкой, чтобы отбить вкус эвкалипта, и смотрела новости…