Уна Харт - Дикая Охота [litres]

Она выглядела точь-в‐точь как Салли: короткие растрепанные волосы, белая, почти прозрачная кожа… Но как же сильно мимика меняет лицо человека! Не будь Вивиан уверена, кто перед ней, ни за что не узнала бы ту девушку, которую оставила наверху. Щеки и лоб Эйры пошли красными пятнами, а глаза сверкали то ли от гнева, то ли от подступавших слез. Ее руки и часть спины покрывали татуировки – те же узоры, что и на теле Сурта. На избраннице красовалось золотое платье – то самое, от которого Вивиан отказалась, потому что оно казалось слишком колючим для тонкой человеческой кожи. Зато Эйра сияла в нем, как солнце.

Маленькое подземное солнце Сории-Мории.

– Ты забыл меня.

Королева сказала это сипло и слабо, а потом закрыла лицо руками и заплакала. Никогда прежде Вивиан не видела, чтобы у троллей блестели глаза, как сейчас у Сурта. Он аккуратно поставил жену на пол – так люди кладут иголку, не сводя с нее взгляда, чтобы не потерять, – а затем обнял и спрятал в своих объятиях от всего мира. Последнее, что заметила Вивиан, прежде чем хрупкая фигурка Эйры скрылась за спиной короля, – это тонкие пальцы, вцепившиеся в ворот его платья так крепко, словно избранница боялась упасть в пропасть, разлететься на тысячу осколков и умереть на сей раз окончательно…

Вивиан медленно спустилась с помоста и отступила в тень. Вокруг нее теперь гремела музыка, тысячи троллей оглушительно кричали, пели, плясали и разливали по кубкам пенный мед. Никто не смотрел на беглянку, никто не интересовался ею. Беспрепятственно она прошла сквозь ликующую толпу и, остановившись у выхода из пещеры, обернулась в последний раз.

Что бы ни случилось здесь дальше, Вивиан это уже не коснется. Сория-Мория больше не была ее домом.

Очень спорное удовольствие, когда тебя привязывают за волосы к седлу и ты часами таким образом катаешься по морозу, оббивая себе лицо. Пару раз я так ударился челюстью, что дальние зубы расшатались. Хорошо, Диан Кехт их закрепил. Конечно, с таким видом, как будто он ценой собственной жизни вынес меня из горящего дома, но все равно спасибо.

Я чувствовал, что эта поездка станет необыкновенной. Каждую Охоту под руководством Дайре можно считать чумной, но эта переплюнула все за последние лет сто, даже ту, на которой лис превратился в змею, а потом в ящерицу, забрался под кору дерева и просидел там почти неделю. Я безумно обрадовался, когда погоня закончилась. Если бы не Тыковка, который забрал меня у Фрагана, – тот вообще-то отличный парень, только болт клал на всех, кроме своего дружочка, – и держал в руке всю дорогу, я бы уже свихнулся. Гораздо приятнее все-таки передвигаться над седлом, а не болтаться рядом с лошадиными ногами.

Грейс хотела ехать обратно с матерью, Лора тоже не желала расставаться с дочерью, но мы убедили их обеих, что они пока недостаточно хорошие наездницы, чтобы скакать вдвоем на одной лошади. Поэтому Лору взял к себе Тыковка. Лучшего кандидата в няньки не придумаешь.

Грейс попыталась запрыгнуть в седло, но соскользнула со стремени и едва не рухнула спиной в снег. Я свистнул Фрагана, чтобы он подсадил ее. Тот предложил забрать меня к себе, но я возмутился. Я им что, мяч для волейбола?! Грейс тоже только помотала головой и сильнее стиснула мою голову. Пальцы, обнимавшие мою щеку и поддерживающие под подбородок, мелко дрожали. От рук подруги пахло кровью, и ходила она пошатываясь. Хорошо ее приложили… Ничего, заживет, как на охотнике, – с нами тоже разное случалось. Один раз Айнара так подрал дикий кабан, что Макдар сменил несколько закатов, прежде чем раненый смог подняться и вернуться в строй.

С тех пор как Алва снял свои бинты, а затем снова намотал, Грейс не выпускала меня из рук, как будто я стал ее талисманом. Будь ее кобыла автомобилем, меня можно было бы подвесить под зеркальцем вместо ароматизатора.

Грейс все еще трясло, а я даже не знал, какие подобрать слова, чтобы ее подбодрить. Мы медленно покидали лес, давая лошадям остыть. Они шли вялым шагом. Их животы надувались и сдувались, как меха. Следовало бы расседлать скакунов, задать зерна и хорошенько напоить. Но перед этим нам предстояло забрать свою плату.

Я размышлял о Томасе, которого бросили в снегу, смешанном с кровью. Мальчик, которого я когда-то зачем-то спас, вырос и превратился в подонка. Друг, которого я тоже когда-то спас (и который, между нами говоря, всегда был подонком), отрубил мне голову. Отлично ты, Александр, разбираешься в людях, нечего сказать!

Я видел много наказаний: дичь ведь вся разная. Одни умирали сразу и без борьбы, а, оказавшись с нами на Той Стороне, ловились так быстро, что лошади не успевали запыхаться. И так раз за разом, пока мы не теряли интерес к погоне. Другие жертвы были ловкими и яростными, они путали следы и заманивали нас к ущельям. На них мы старались не охотиться часто, чтобы не сломить их дух. Интересную добычу следовало беречь. Томас бы стал таким. Но Грейс пощадила его, не потащила на Ту Сторону, не обрекла на вечность в роли гигантского зайца. Хотя расплату придумала остроумную. Ему придется еще долго валяться с разбитой всмятку головой, но это его точно не убьет.

– Я не так себе это представляла, – хрипло сказала Грейс. – Свою первую дичь.

Я промолчал, хотя тут должны были прозвучать слова ободрения и поддержки. Мог бы задвинуть что-нибудь философское и многозначительное, побеседовать с ней о жизни и смерти, добре и зле и всем таком. Вообще-то я бы с радостью, у старика Александра есть куча притч, которые пришлись бы к месту. Если бы не одно «но».

– Грейс, перед тем, как мы заведем этот безусловно важный для становления твоей личности разговор, не могла бы ты прояснить для меня одну маленькую деталь… Как там обстоят дела с сыном Диана Кехта? Вы нашли его?

Она встрепенулась, и ее оживление меня обрадовало.

– О да! Мы нашли Миаха – правда, его теперь зовут Финн.

– Просто праздник сменных имен…

– Он не очень хотел встречаться со своим отцом.

– Да ну? Удивительно! Грейс, пожалуйста, ты выдержала достаточно убедительную паузу, и руки зрителей уже замерли над ведром попкорна… А теперь можешь просто сказать, приделает ли он мою голову обратно? Или мне до конца вечности придется болтаться притороченным к чужим седлам?

Грейс смущенно прокашлялась. Я ненавижу такое покашливание, оно никогда не означает четкого ответа. Если бы Миах заявил: «О да! Дружище Александр попал в беду? Я с радостью приделаю его голову обратно к телу, да еще добавлю ему побольше мышц!» – не было бы никакой нужды кашлять.

– Он не сказал ничего определенного, – призналась она наконец. – Сначала они с сестрой кричали на Диана Кехта. Мы смогли нормально побеседовать, только когда он ушел…