Тим Пауэрс - Последние дни. Том 1 [litres]

Он бросил несфокусированный взгляд поверх крыши и увидел Пламтри, которая с недовольным видом обошла машину, опираясь обеими руками на вибрирующее крыло. Потом она подняла капот, сняла провод с аккумулятора, мотор фыркнул еще два раза и стих, и в наступившей тишине Кокрен сказал:

– Я думаю, что надо будет… посадить за руль Дженис.

– Она заблудится, – отрезала Пламтри. – Я сейчас дам парню карточку, распишусь… и вставляй пистолет, как только махну рукой. – Она поплелась по сырому асфальту к стеклянной двери, но вдруг остановилась и обернулась назад. – У «Торино» крышка бака под задним номерным знаком.

Кокрен отогнул пластину номера, снял крышку с бака, вставил заправочный пистолет в горловину и тяжело оперся на багажник, стискивая алюминиевый курок и тупо глядя, как цифры бегут за стеклом, пока они не остановились, показав пятнадцать долларов и шестьдесят центов. Сладковатый запах бензина, разошедшийся в холодном воздухе, ни в малейшей степени не способствовал протрезвлению.

Шланг он повесил на место, но никак не мог справиться с крышкой бака, и когда Пламтри поставила на место провод и запустила мотор, он просто бросил крышку наземь, отпустил номерной знак, громко щелкнувший по жести, поспешил к пассажирской двери и влез в машину, довольный тем, что снова оказался в тепле, и нисколько не опасаясь возможности погибнуть в «несчастном случае, спровоцированном ездой в пьяном виде» по затянутым туманом каньонам за Гавиотой.

Пламтри включила передачу, прямо через тротуар съехала на Милпас-стрит и заложила широкий левый поворот (да так, что покрышки взвизгнули), чтобы вернуться на автостраду.

– А, ладно , – сказала она, и мотор вроде бы заглох на мгновение, но тут же снова взревел, когда она надавила на акселератор. – У-ух! Куда поворачивать?

– На ту въездную рампу, что справа, – ответил сквозь стиснутые зубы Кокрен, вытаскивая из-под себя ремень безопасности, – и по 101-му на север.

Она повернула и лишь тогда посмотрела на него:

– Костыль! Какое сегодня число?

Он позволил себе немного расслабиться и не стал пристегивать ремень.

– Уже утро двенадцатого января. Мы часа два назад выбрались из «Солвилля».

– Мой отец жив, – сказала она. – Я все же поймала его!

– Наверно, так оно и есть. Если верить той… Анжелике. – Он попытался вспомнить, когда же в последний раз имел дело с Дженис.

Она откинулась на спинку сиденья, распрямила руки и несколько раз разогнула и согнула пальцы на вершине «баранки».

– Необычно – мне не нужно искать всякие зацепки, а можно просто спроситьтебя ! Как мы оттуда выбрались? Сомневаюсь, что они отпустили нас по собственной воле.

– Нет, мы тихонько удрали. Они там говорили о… том, чтоб все время держать тебя под прицелом. Думаю, нам нужно и дальше работать с ними, но держаться хотя бы на расстоянии вытянутой руки.

Она осторожно облизала губы и скривилась.

– Я рада, что мы смылись из этой спиртовой вони. Надеюсь, никто не пострадал?

– О нет. – Он отпустил ремень, втянувшийся в щель над дверью, наконец-то сел прямо и позволил себе выдохнуть. – Ну, да, никто не пострадал, но тот слепой старик, утыканный проволоками, умер. С ним случилось что-то вроде сердечного приступа. Ничего нельзя было поделать. И тогда, в суматохе, Коди взяла меня за руку, и мы вышли. И угнали этот автомобиль.

– Отец говорил со мной по телефону.

Кокрен подумал о том, как неизвестный ему хозяин «Торино», поддерживавший старую машину в таком хорошем состоянии, выйдет в четверг утром, чтобы отправиться на работу, и обнаружит, что автомобиля нет; но Дженис, по крайней мере, была трезва. Она не пила спиртного с… с каких же пор? «Манхэттен» или два за обедом, а с тех пор уже много времени прошло. Конечно, кровеносная система одна и та же, но, судя по всему, Коди, уходя, забрала с собой и алкоголь.

– Да, – сказал он. – Я сам его слышал.

Она еще раз облизала губы и спросила:

– Коди запаслась полосканием?

– Именно так. Большой пузырек листерина.

– Не мог бы ты дать его мне?

Кокрен протянул ей бутылочку, она открутила крышку, хлебнула жидкости, несколько секунд звучно полоскала рот, а потом опустила стекло и выплюнула это все наружу.

– Мы едем в Сан-Франциско, да? – спросила она, закрыв окно.

– Да. – Кокрен, моргая от ментоловых испарений листерина, попытался вспомнить, присутствовала ли Дженис при первом разговоре насчет Сан-Франциско. Он был уверен, что нет, что тогда заправляла Коди.

– Откуда ты знаешь?

– Так ведь там… он упал с крыши, и я его поймала.

– Мы едем туда, потому что именно там они… черт побери, мы можем вернуть Скотта Крейна к жизни. – «По крайней мере, так утверждала сумасшедшая чернокожая мертвая старушка», – добавил он про себя.

– Надеюсь, тело они везут с собой. – Кокрену показалось, что в голосе прозвучало нетерпение.

Он подумал о невнятном плане Коди по возвращению Крейна в его нетленное тело – или, если им это не удастся, то в свое, навсегда, и решил не спрашивать Дженис об этом, потому что из-за вопроса она вполне может выпасть из времени и за рулем снова окажется пьяная Коди.

– Говорят, что да, – ответил он. – Мы, вероятно, встретимся в ресторане «Клифф-хаус», это на северо-западном склоне.

– К тому времени я проголодаюсь: Коди съела почти весь мой обед. Она хоть купила чего-нибудь перекусить?

– Несколько пакетиков «Слим Джима», – сказал Кокрен, пытаясь вспомнить, не так ли равнодушно и он воспринял смерть Паука Джо; впрочем, он же видел тело собственными глазами, а вот Дженис – нет.

– Не дашь мне один?

Кокрен наклонился, откопал в сумке пакетик «Слим Джима» и достал еще одну банку пива для себя. Он открыл банку и, прежде чем сделать первый глоток, сказал:

– За беднягу Паука Джо. Да упокоится он с миром.

Пламтри кивнула, не отрывая взгляда от дороги.

– Его жена ведь тоже умерла, да? Недавно?

– По их словам, да, – подтвердил Кокрен и сделал еще один большой глоток.

В городке Гавиота, состоявшем преимущественно из бензоколонок и мотелей, 101-е шоссе круто поворачивало на восток, в глубь материка, и вскоре они уже пробирались по темным каньонам гор Санта-Инес. Туман стоял прямо перед машиной зыбкой стеной и светился серым под лучами фар, а короткий отрезок асфальта между носом автомобиля и туманом казался усталым глазам Кокрена неподвижным, и потому черные полосы, оставленные колесами при торможении, воспринимались стоячими волнами, пляшущими на месте, а клякса от давным-давно разбившейся банки с белой краской напоминала клюв ныряющей белой птицы. Они проезжали мимо громадных фур, стоявших на обочине, которые можно было разглядеть в тумане лишь благодаря желтым огням, светившимся вдоль крыш, и эти огни казались Кокрену сигналами на мачтах танкеров, проходивших в ночи гораздо дальше, чем могли находиться грузовики.