Владимир Корчагин - Женщина в черном

— Ну, это уж вы слишком! Я готов согласиться, что всякое открытие может быть использовано в неблаговидных целях. Но ведь на то и существует соответствующий контроль. Возьмите ту же фармакопею. Вы знаете, через какое строгое «сито» контролирующих структур просеивается каждый вновь созданный лекарственный препарат? Но то, о чем мы говорим, невозможно подвергнуть никакому контролю. Особенно если речь идет о частных или домашних лабораториях. Тут действительно можно положиться лишь на совесть самого исследователя. А вы взяли бы на себя смелость утверждать, что тот же академик Гридин ни при каких обстоятельствах не поступится своей совестью?

Вопрос был не из простых. В ушах Никиты до сих пор звучал голос Инги, повествующий о том, что ее дед завершает работу над уникальнейшим открытием, способным наделить человека, как биологического объекта, какими-то новыми огромными возможностями. Но что это за возможности? Не приведут ли они, в самом деле, к мировой трагедии почище трагедии Хиросимы? Правда, Инга сказала, что это открытие нужно людям. Но ведь она сама не знает, о каких возможностях идет речь. Да и физики Лос-Аламоса едва ли предвидели в свое время, во что выльется их работа над «урановым проектом». К тому же он так и не смог выяснить, что значило то, что он узнал от продавщицы магазина готового платья и старика столяра с улицы Тополевой. А эти бесчисленные тайны в доме академика, которые не дают покоя Инге…

Поэтому Никита ответил вопросом на вопрос:

— А вы взялись бы утверждать противное?

— Я не взялся бы утверждать ни то, ни другое. Но допустим, что у Гридина действительно хватит и мудрости и совести не обратить свое открытие во зло. Допустим! Кстати, вы, кажется, не сомневаетесь в этом. Но ведь Гридин не вечен. Придет время, и не столь уж долгое время, и Гридин распрощается с жизнью. Что будет тогда? В чьи руки попадут результаты его исследований? Вот тут уж, действительно, никто не сможет гарантировать самых страшных последствий. В этом-то вы согласны со мной?

— С этим нельзя не согласиться. Но почему вы уверены, что Гридин работает над чем-то действительно опасным для людей?

— Я не говорю, что уверен в этом. Не говорю даже, что предполагаю это. Но, согласитесь, всем нам, всем без исключения людям Земли, нужно быть действительно уверенными, что работы Гридина не грозят бедой. А для этого надо знать, что он делает в своей закрытой от всех домашней лаборатории. И получить такие сведения в настоящее время можно лишь одним-единственным путем: вызвав на откровенность его внучку Ингу Никитичну. Такую задачу и поставили передо мной…

Никита почувствовал, что его начинает мутить от все нарастающей неприязни к столь бесцеремонно навязывающемуся собеседнику.

— Кто поставил? — грубо оборвал он Погодина.

— Не важно кто, — попытался тот уйти от прямого ответа. — Я и сам…

— Для меня важно! — снова оборвал его Никита.

— Хорошо, я скажу вам. Эту задачу поставил передо мной весь коллектив института иммунологии.

— Вон кто! — не мог не усмехнуться Никита. — А я думал, все человечество Земли.

— Не иронизируйте, коллега! Дело столь важное, что требует к себе самого серьезного отношения.

— Но чего вы от меня-то хотите?

— Как чего? Неужели нужно что-то еще объяснять? Я полагал, что геологи более сообразительные люди.

— Смотря в чем.

— Ну что же, расставлю все точки над I. Мне не удалось коротко познакомиться с Ингой Никитичной. Что поделаешь, не герой ее романа. Вам же, как я понял, удалось это в полной мере. Так вот, вы и должны выполнить свой высокий гражданский долг — выяснить, над чем работает сейчас академик Гридин, и тем помочь людям Земли избежать страшной опасности.

Это было уж слишком! Никиту аж передернуло от такой наглости:

— Вы действительно считаете, что бессовестный шпионаж за уважаемым человеком, да еще с использованием слабой, беззащитной женщины можно назвать выполнением высокого гражданского долга? — сказал он, не скрывая больше чувства глубочайшего отвращения к этому лощеному краснобаю.

— Не будем играть словами, коллега. Вы отлично знаете, что иногда цель оправдывает любые средства. А уж если речь идет о судьбах всего человечества…

— Ну, если всего человечества! — снова усмехнулся Никита.

— Перестаньте паясничать, Гамов. И не стройте из себя невинную институтку! Уж не хотите ли вы меня уверить, что вам совершенно безразлично, над чем работает Гридин?

— Нет, меня это интересует. Очень интересует. Но если я что-нибудь и узнаю об этом, то без ведома самого Гридина не передам этих сведений никому на свете. Если даже меня будет просить об этом весь ваш институт иммунологии, не говоря уже о столь любезном вашему сердцу человечестве.

Лицо Погодина перекосилось от едва сдерживаемой злобы:

— Вот вы какой, оказывается, Гамов! Ну что же, как говорится, вольному воля. Только не забывайте, что вам предстоит еще защита диссертации. А члены ученого совета тоже частичка «любезного моему сердцу человечества».

— Это что, угроза?

— Ну что вы! Как можно угрожать столь благородному идальго? Просто мне хотелось дать вам дружеский совет. И если когда-нибудь понадобится моя помощь, то вы всегда найдете меня в лаборатории профессора Строева. Чао!

Погодин неторопливой походкой направился в сторону лабораторного корпуса биоинститута. А Никита даже забыл о снедаемом чувстве голода и своем решении идти в столовую. Голова его раскалывалась от бесчисленных противоречий.

Погодин безусловно подлец. В этом можно было не сомневаться. Но так ли уж безгрешен Гридин, на защиту которого Никита встал столь решительным образом? И что заставило его так упорно возражать против всех доводов Погодина? Опять только то, что академик Гридин — родной дед Инги? Нет, конечно! Он, Никита, всегда считал, что каждый ученый имеет право на полную свободу в выборе своих научных интересов. Это главным образом и определило его позицию в споре с аспирантом Строева. Но в чем-то тот был и прав. Ведь если Гридин в самом деле проводит преступные эксперименты по изменению генотипа человека, то это действительно может стать угрозой всему человечеству. Если проводит… Но как это согласовать с тем, что говорит о нем Инга? И зачем старому, умудренному жизнью академику создавать что-то такое, что может пойти во зло людям? Неужели он так зациклился в своем стремлении удивить мир каким-то сверхсенсационным открытием, что напрочь заглушил в себе голос совести?

Как выяснить все это? Как докопаться до истины, если даже Инга не знает, что происходит на втором этаже их особняка.

Солнце село и начали сгущаться сумерки, когда он отправился на другой день навестить приятеля. Тот жил неподалеку от общежития. Но, взглянув на часы, Никита увидел, что еще слишком рано: Олег мог не вернуться из спортзала, и он решил сделать небольшой крюк, пройти по заветной просеке, чтобы хоть издали взглянуть на дом любимой.