Владимир Корчагин - Женщина в черном

— Да, мы подумаем об этом, — сказал Никита, содрогаясь от мысли, что еще несколько лет назад этот маньяк мог вершить судьбами сотен, если не тысяч людей. Он встал и готов был уже пойти к двери, как вдруг внимание его привлек лист бумаги с машинописным текстом, лежащий возле машинки. Было очень соблазнительно завладеть этим листом и сопоставить его с полученными анонимками. Но как отвлечь внимание старика?

— Николай Ефимович, — наконец нашелся Никита, — а у вас не найдется фотографии академика? Ведь никто из нас его в глаза не видел.

— Еще бы! — хихикнул старик. — Мой братец не помнит, наверное, когда выползал из своего логова. А фотографию я вам найду. Сию минуточку! — Он подошел к книжному шкафу и извлек оттуда большой альбом. — Сию минуточку! — снова повторил он, не заметив, как Никита успел подскочить к столу и спрятать в карман заинтересовавший его листок. — Вот, пожалуйста, академик Лев Яковлевич Гридин во всем блеске своего величия. Дарю вам на память.

— Спасибо, Николай Ефимович, — Никита сунул фотографию в карман и пошел к выходу из комнаты. Но старик остановил его:

— Постойте, молодой человек. А вам не известен аспирант университета, некто Гамов?

— Как не известен! — отозвался Никита. — Один из тех маловеров, что кричат на всех углах: докажите, что академик Гридин делает что-то недоброе, докажите, что он действительно дурной человек!

— А знаете, что этот Гамов собрался жениться на внучке академика?

— Не может быть! — усмехнулся Никита.

— Уверяю вас, что это точно так. Вот вам и «один из маловеров»! Он, чего доброго, станет еще помощником Гридина. И я на вашем месте устроил бы ему темную.

— За этим дело не станет! — весело воскликнул Никита, торопясь покинуть эту мрачную обитель некогда могущественного партийного бонзы.

Ему не терпелось взглянуть на прихваченный листок с машинописным текстом. Поэтому, выйдя из подъезда, он сразу свернул в одну из аллей лесопарка и, присев на скамью, развернул добытую бумагу. Это было заявление Гридина в собес по поводу каких-то нарушений при расчете пенсии. Но Никита не стал вникать в смысл написанного. Его интересовала только встречающаяся здесь буква «и». И всюду она едва просматривалась в тексте. Сомнений не оставалось: обе анонимки были посланы им с Ингой двоюродным братом Льва Яковлевича. Но с какой целью? Это предстояло еще выяснить. Только каким образом? Что еще могло бы помочь распутать клубок бесчисленных загадок, окружающих Ингу и ее деда? Об этом придется думать и думать.

— Пойдем, пойдем, Никита! Пора тебе посмотреть, как я живу, — сказала Инга, когда они, впервые пройдя через заветную калитку и миновав уютный, заросший травой дворик, остановились перед высокой входной дверью.

Дверь эта, к удивлению Никиты, оказалась незапертой, как и следующая, ведущая из прихожей в гостиную.

— Сначала не очень приятный, но необходимый ритуал, — шепнула Инга, вводя его в большой светлый зал, где навстречу им поднялась пожилая излишне полная дама в шикарном длинном халате с красивым, но сильно поблекшим лицом.

— Знакомься, тетя, это мой друг Никита, — сказала, представляя его, Инга.

— Очень приятно, — жеманно протянула дама, почти не раскрывая рта, но тут же повернулась и пошла из комнаты. — Простите, мне нужно кое-что сделать по хозяйству.

Никита хотел ответить какой-нибудь приличествующей фразой, однако Инга сделала ему знак молчать, приложив палец к губам, а как только дама закрыла за собой дверь, проговорила вполголоса:

— С ней вообще стоит поменьше разговаривать. А лучше, по возможности, совсем не попадаться на глаза, что я и делаю, особенно в последнее время. Здесь, в гостиной, где она проводит большую часть дня сидя перед телевизором, я почти совершенно не бываю. Редко заглядываю я и на кухню: там со всем справляются Глафира Сергеевна и тетя Даша, приходящая домработница. О комнате самой тетки я уж не говорю, я и к дверям ее не подхожу. Единственное место, где мы собираемся все вместе, это столовая. Но я и там стараюсь не задерживаться. С дедом же мы общаемся большей частью в библиотеке. Это в другой половине дома. Там же расположена и моя комната. Тетка в той половине вообще не показывается: книги ее не интересуют, моя комната тем более. Туда мы сейчас и пойдем.

Они снова вышли в прихожую, прошли через обширный зал с антресолями, заставленный стеллажами с книгами, — библиотеку академика, и Инга ввела его в небольшую уютную комнату с окнами, выходящими в сад.

— Вот это и есть мое гнездышко, — сказала она, опускаясь на кушетку и протягивая руки к Никите, — иди садись ко мне поближе и рассказывай, что ты хотел рассказать. Здесь нас никто не услышит.

— Мне надо многое сказать тебе, Инга. Прежде всего вот — смотри! — он выложил перед ней бумагу, прихваченную у брата Льва Яковлевича.

Она с минуту рассматривала машинописный текст:

— Что-то о начислении пенсии, о плате за телефон… Ничего не понимаю.

— Ты в текст не вникай. Ты посмотри, как напечатана буква «и»!

— Буква «и»? О-о, такой же дефект, как в моей анонимке!

— Как в наших анонимках. Я не сказал еще тебе, что я тоже получил трогательное послание, напечатанное на той же машинке, отправленное из того же почтового отделения, подписанное тем же «доброжелателем».

— Час от часу не легче! От тебя-то что потребовал этот «доброжелатель»?

— Ни больше ни меньше, как ни в коем случае не жениться на тебе, — рассмеялся Никита.

— Боже, кому помешала наша женитьба?

— Автору вот этого послания о начислении пенсии и платы за телефон.

— Да кто же он?

— Не кто иной, как двоюродный брат Льва Яковлевича Николай Ефимович Гридин.

— Невероятно! Зачем ему понадобилось все это?

— Не знаю, Инга. Время покажет.

— Но как ты докопался до этого, где взял эту бумажку?

— Все началось с двадцать девятого отделения, а закончилось в квартире вашего почтенного родственника. Вот послушай!

— Я всегда чувствовала, что это опасный человек, — сказала Инга, выслушав рассказ Никиты. — Но ты, кажется, не все сказал?

— Да. И это тоже касается брата Льва Яковлевича. Помнишь, я рассказывал тебе об одном маленьком оборвыше, с которым случайно встретился на рынке?

— Помню, конечно.

— Так вот, позже я встречался с ним не раз и узнал прелюбопытные вещи. Во-первых, что фамилия его Гридин.

— Гридин?!

— Представь себе — Колька Гридин. Дальше я узнал, что мать его, больная одинокая женщина, вот уже много лет хранит какие-то бумаги, связанные с институтом иммунологии, за которыми охотятся какие-то подозрительные люди.

— Еще одна загадка! — воскликнула Инга.

— И еще какая! А главное, — продолжал Никита, — все говорит о том, что этот мальчуган — внук нашего с тобой «доброжелателя» Николая Ефимовича Гридина, и именно его люди пытаются выкрасть бумаги из квартиры Кольки. Суди сама… — И Никита подробно рассказал о своей последней встрече со своим юным другом в проходном дворе, у рынка.