Владимир Корчагин - Женщина в черном

— Что вы говорите! У ребенка выросла новая нога?! — не мог поверить Никита.

— Да, представьте себе. Но работа над препаратом действительно была еще далека от завершения, методика же его применения абсолютно не разработана. И ножка выросла с существенными отклонениями от нормы. Вот этим и воспользовался Строев. По его инициативе была создана специальная экспертная комиссия, которая установила, что «в результате преступной, — как было сказано в заключении экспертов, — акции академика Гридина, выразившейся в применении подпольно изготовленного и не получившего соответствующего разрешения препарата имели место неблагоприятные результаты лечения больного ребенка». Акт комиссии не без участия Строева лег на стол прокурора, и тот возбудил против Льва Яковлевича и лечащего врача уголовное дело. Все это могло закончиться очень скверно. Лишь решительный протест родителей мальчика, заявивших, что они не только не имеют никаких претензий, но и наоборот преисполнены самой искренней благодарности к академику и лечащему врачу за помощь, оказанную их сыну, позволил накрыть дело. С Льва Яковлевича, тем не менее, была взята официальная подписка о том, что впредь он ни в коем случае не повторит подобного эксперимента на человеке со всеми вытекающими из уголовного кодекса последствиями. Вот ведь чего лишили человечество несколько мерзавцев от науки вкупе с не пожелавшими разобраться в сути дела чиновниками от юриспруденции.

— Но ведь состав препарата известен…

— Состав препарата известен только академику Гридину. И если, не дай Бог, с ним что-нибудь случится, человечество действительно понесет невосполнимую утрату.

— Но почему Лев Яковлевич не опубликовал данные о составе препарата?

— Он собирался это сделать, как только все испытания будут закончены и препарат доведен до полного совершенства. Но тут нас настиг новый удар. Я имею в виду обращение американских иммунологов — лауреатов Нобелевской премии прекратить все работы, связанные с изменением генотипа человека. Для Строева и его приспешников только этого и не хватало. Теперь они могли в открытую объявить все работы Гридина не только совершенно бесперспективными, но и попросту опасными. К сожалению, их поддержало партийное начальство. Как же! Чиновным невеждам всегда кажется, что заморские дяди умнее своих отечественных ученых. Под давлением партийных бонз президиум предложил Гридину прекратить все работы по генной инженерии человека. Никакие объяснения Льва Яковлевича не возымели ни малейшего действия. А так как, несмотря на все уговоры и угрозы, он продолжал стоять на своем, президиум снял его с поста директора, и Лев Яковлевич вынужден был уйти из института. Вместе с ним ушла и я, и еще несколько наиболее преданных ему помощников.

— Где же они теперь?

— Иные, как я, вышли на пенсию, иные разбрелись по другим институтам. А Лев Яковлевич работает дома. Я не знаю, продолжает ли он свои прежние исследования или разрабатывает какие-то новые идеи. Талант его неиссякаем. Но я уже несколько лет не виделась со своим учителем.

— Но почему, Анастасия Ивановна? Как вы можете даже не навестить своего прежнего шефа?

— Вы заставляете коснуться очень деликатной для меня темы. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Все дело в той женщине, которая живет в доме Льва Яковлевича.

— Вы имеете в виду Анну Петровну? — догадался Никита.

— Да, ее, — вздохнула Кедрова.

— Но с какой стати дочь Гридина…

— Дочь?! Какая дочь?

— Инга Никитична сказала мне, что это ее родная тетя.

— Тетя! Знали бы вы, что это за тетя! — воскликнула Анастасия Ивановна.

— Кто же она?

— Анна Петровна — вторая жена Льва Яковлевича, что-то вроде бабушки Инги.

— Как?! — не мог прийти в себя от изумления Никита. — И Инга не знает об этом, считает ее сестрой своего отца?

— Вполне возможно. Даже наверное так. Эта женщина могла пойти и на такую ложь. Не в ее интересах афишировать свое истинное положение в доме академика. А Львом Яковлевичем она вертит как захочет.

— Но как все это понимать?

— Все очень просто. Первая жена Гридина умерла очень рано, когда ему не было еще и сорока лет. И тут на его несчастье подвернулась эта вертихвостка, секретарь-машинистка из институтской канцелярии. Чем она так прельстила Льва Яковлевича, ума не приложу! Но факт свершился. Бывшая секретарша стала женой академика, обвенчанной с ним по всем канонам православной веры.

Лев Яковлевич скоро понял свою ошибку. Но она вцепилась в него как кровожадная пиявка. За ней стояли и партком, и церковь, и «общественное мнение». Льва Яковлевича же не мог защитить даже закон. Единственное, что он мог себе позволить, это как можно меньше бывать дома, как можно больше загружать себя работой. Между тем его дражайшая половина распоясалась сверх всякой меры: начала пить, заводить сомнительные знакомства, превратила дом академика в проходной двор. А он, мягкий по натуре, связанный верой в Бога, мог лишь страдать и терпеть.

Но так не могло продолжаться долго. Я одна знала, чего стоило ему это терпение, со мной одной он делился своим горем, мне одной рассказывал о ее проделках. Впрочем, не мог не видеть всего этого и Боря, сын Льва Яковлевича от первой жены. И когда он достаточно повзрослел, женился на Люсе, и появилась Инга… — Анастасия Ивановна вдруг порывисто вздохнула, на глаза ее набежали слезы.

Никита поспешно придвинул чашку с чаем и уткнулся в нее глазами, чтобы дать старой женщине возможность справиться с волнением, навеянным столь грустными воспоминаниями.

— Так вот, — продолжала Анастасия Ивановна, украдкой смахнув слезу, — когда в семье Гридиных появилась Инга, Боря решительно потребовал, чтобы эта женщина покинула их дом. На этот раз ей не помогли ни истерики, ни угрозы. Характер Бориса оказался потверже характера отца. Его распутной мачехе пришлось расстаться с насиженным гнездом и уехать куда-то в другой город. Однако она так и не дала развод Льву Яковлевичу. Более того, добилась от него обязательства выплачивать ей ежемесячно энную сумму денег. Да это бы полбеды. Как бы то ни было, Гридин избавился наконец от навязавшейся ему авантюристки, и она никогда не посмела б вернуться сюда, если бы не страшное несчастье, постигшее семью Гридиных.

Но эта кошмарная трагедия… Там, на похоронах Бори и Люси, я и виделась с Львом Яковлевичем в последний раз. Через два дня я пошла навестить своего учителя, выразить ему самое искреннее соболезнование, а навстречу мне вышла эта женщина. Как она так быстро узнала о случившемся несчастье и приехала сюда, одному Богу известно. А может быть, она никуда и не уезжала, пряталась в нашем городе. Словом, встретила меня эта женщина и оскорбила, как не оскорблял никто и никогда. Я повернулась и ушла. И с тех пор даже близко не подходила к даче Гридиных.