Роуз Сноу - Осколки магии [litres]

Я выпрямила спину и заметила, что огонь в камине уже погас. Об этом я позабочусь позже.

– Можешь спокойно есть лапшу, – сказала я.

Блейк выглядел несколько скептически, но мне было все равно. Я просто хотела вести себя нормально в его присутствии, а не предаваться каким-то нелепым фантазиям. Мы оба попробовали лапшу. После того как Блейк проглотил, его лицо посветлело.

– Она великолепна на вкус.

Я очень обрадовалась его комплименту, хотя кухня теперь выглядела как поле боя. Поскольку мне не сразу удалось найти все необходимое, то пришлось импровизировать, что привело к тому, что я перевернула кастрюлю с лапшой. Кроме того, во время короткой борьбы с плитой у меня пригорела первая кастрюля, а с белых навесных шкафов с эмалированными ручками стекало несколько капель жира.

– Теперь я тем более жалею, что твой отец не общался с нами, – пробормотал Блейк, убирая пустую тарелку.

– Ты общался с нашим дедом? – спросила я, пытаясь получше узнать старого патриарха.

– Я не так много встречался с ним. Из-за своей болезни он большую часть времени проводил в своей комнате, командуя людьми оттуда. Тогда я пытался обходить его стороной, потому что он был громким и вспыльчивым. – Блейк откинулся на спинку дивана, и я забрала у него тарелку, чтобы поставить ее на журнальный столик. – Альцгеймер – не самая прекрасная болезнь, а потом у него был инсульт.

– Мой отец считал, что дед страдал не болезнью Альцгеймера, а шизофренией.

Блейк задумчиво кивнул.

– Вполне возможно. Иногда он ругал Престона и меня. Маме это всегда было неприятно.

Мой взгляд скользнул к бюсту тети Катарины, и мне подумалось о шахматной партии с дядей Эдгаром, в которой я использовала свой дар. Две версии тети Катарины, которые я видела, были невероятно разными. Было ли ее поведение связано со смертью ее первой большой любви?

– Часто ли твоя мать грустила? – спросила я.

Лицо Блейка снова стало замкнутым.

– Почему ты спрашиваешь? – его недружелюбный тон чуть не заставил меня отступить.

– Я… прости, я не хотела спрашивать что-то личное. – Я поставила свою тарелку на маленький журнальный столик перед нами и почувствовала себя бесконечно глупо, что все-таки спросила Блейка о его погибшей матери.

Он покачал головой.

– Прости. Я не хотел тебя… – он искал нужные слова. – Моя мама была доброй, но иногда… иногда над ней нависала тень.

– Почему? Что с ней было? – осторожно спросила я.

– У нее была депрессия. Не все время, но иногда. – Блейк сглотнул. – Обычно моя мама была довольно откровенна, но, когда наступала депрессия, она замыкалась в себе и становилась самым одиноким человеком в мире.

– Мне жаль, – сказала я. Несмотря на то, что меня интересовали обстоятельства смерти тети Катарины, я не хотела причинять Блейку боль своими расспросами.

– Мне тоже, – с легкой улыбкой сказал он.

Вдруг передо мной сидел уже не тот крепкий парень, который спас меня из воды и бросил вызов стихии, а маленький мальчик, который скучал по своей матери. У которого жизнь уже отняла двух женщин, так много значащих для него.

Повинуясь импульсу, я коснулась руки Блейка, желая как-то облегчить его горе.

– Джун, не делай этого, – тихо вздохнул он и посмотрел на меня, прежде чем поднести мою руку к своим губам. От простого прикосновения по всему моему телу пронеслось покалывающее электричество. Хотя мой разум кричал мне ничего себе не воображать, я не слушала его, а смотрела на Блейка, в глубоких синих глазах которого хотелось утонуть.

В этот момент лампы несколько раз мигнули, пока с шипением полностью не погасли, и глубокая темнота опустилась на гостиную.

– Проклятье, – проворчал Блейк.

Я подождала мгновение, но свет не включился. Было темно, и я почти ничего не могла разглядеть.

– Черт, я не должна была давать камину погаснуть. – Я пожалела, что совершенно забыла про огонь во время приготовления пищи.

– Это не твоя вина, – сказал Блейк. Мне было ясно, что он просто хочет меня успокоить.

– И что нам теперь делать? – с благодарностью я заметила, что Блейк все еще держит мою руку в своей и, по-видимому, не намерен ее отпускать. – Здесь уже отключался когда-нибудь свет?

– Здесь, в Грин-Манор, это случается очень редко, раз в несколько лет, но когда это происходит, обычно это занимает немного больше времени.

– У вас где-нибудь есть свечи?

– Да, в зимнем саду.

– Хорошо, тогда я принесу их, – сказала я, но не решалась оторваться от Блейка. Что-то во мне не хотело его отпускать. И Блейк, похоже, тоже не возражал, потому что мягко усилил давление вокруг моих пальцев. Одновременно я заметила, что он сдвинулся немного в сторону, и поняла, что он нащупывает свой телефон. Он включил фонарик и направил конус света по гостиной. Хорошая идея. Я подумала о том, где лежит мой мобильный.

– Я пойду с тобой.

– Что, прости?

– Я пойду с тобой, – повторил он.

– Но почему?

– Потому что я, конечно, не позволю тебе разгуливать по Грин-Манор в полной темноте.

– Я же быстро вернусь, – сказала я, хотя и испытала некоторое облегчение от того, что Блейк не послал меня одну.

– Не обсуждается, – недвусмысленно уточнил он, пытаясь неловко встать на ноги. Неохотно я освободила руку из его хватки и помогла ему встать.

Несколько секунд он стоял, покачиваясь на левой ноге, стараясь сохранить равновесие. Для стабилизации я обвила рукой его за талию, стараясь дышать как можно спокойнее. Потому что все это меня смущало. Поскольку мы ничего не могли видеть за пределами света мобильного телефона, наше прикосновение казалось странно интимным, и у меня было чувство, что я очень отчетливо воспринимаю тело Блейка. Под тканью футболки я вполне могла чувствовать его боковые мышцы пресса, отчего мое сердце быстро заби– лось.

– Все в порядке? – спросил Блейк.

– Да, все хорошо, – отозвалась я, радуясь, когда мы наконец, прихрамывая, пошли вперед, и я смогла сосредоточиться на чем-то другом. Прошло немного времени, и мои глаза начали медленно привыкать к мраку, так же, как и мои чувства – к тревожной близости Блейка в этой темноте.

– Ты боишься? – спросил Блейк, когда мы достигли коридора.

– Чего? Того, что ты упадешь и похоронишь меня под собой?

Блейк немного помедлил, прежде чем ответить, и мгновение растянулось на целую вечность. Вечность, в течение которой самые разнообразные фантазии о теле Блейка танцевали у меня в голове.

– Вполне может случиться, – его голос прозвучал слишком грубо. – Тебя это пугает, Джун?

– Нет. – Я предпочла сменить тему. – Скажи, мы ведь проходим мимо туалета у зимнего сада, не так ли?

– А, ты хочешь сказать, что если кто-то и должен бояться, то это я?