Аркадий Никитин - Мельников

Родион, хоть и не отдавал себе в этом отчета сознательно, любил закат и знал, что есть в окрестностях такое место, откуда можно наблюдать последние его метастазы в темнеющем небе, потому и отправился бороться с никуда не девшимся голодом на площадь Циолковского. Кормежка в тамошнем Starburger`е была никудышная, зато вид – прекрасный: он, как всегда, вызвал у парня волнительное чувство, однако, в этот раз по другой причине, – подсвеченные красным облака показались ему похожими на йогурт с джемом.

– А все равно жрать охота. – Родион остановился посреди пешеходной дорожки и, не найдя глазами урны, скомкал обертку от бургера и сунул в карман, – требуха бунтует. Так мой батя говорит. – он грустно улыбнулся и хлопнул себя по ворчащему животу, – может, расскажешь, в чем фокус?

– Нет никакого фокуса. Ты сжег слишком много калорий. Жировая прослойка близка к критическому уровню. Метаболизм, как ты догадался, я ускорила.

Родион усмехнулся:

– Это точно.

– А еще кое-что ты не заметил! На улице прохладно, но ты чувствуешь себя комфортно: терморегуляция! – с гордостью произнесла Евгения, – Это тоже требует подпитки. Кстати, можешь не благодарить.

Родион потер лоб. И в самом деле, сегодня он ощущал себя как-то странно, как будто, гравитация стала слабее. Нечто подобное он испытывал, когда в седьмом классе отравился просроченными сухариками, а потом неделю зажимал нос при малейшем запахе еды. – А меню в этих твоих «Чашках-Ложках» – дрянь. Про гамбургеры вообще промолчу. Пянсе или чебурек принесли бы тебе больше пользы!

Родион рассмеялся:

– Ну извини, в ресторанах не ужинаем. И я зря шутил про пуканоохладитель, еще пара таких заседаний, и он мне понадобится. Короче, прости мне мой провинциальный вкус: в ту сторону, через дорогу есть киоск «Доктор Бутер», затарюсь там и буду закидываться по мере оголодания, а ты если что, ну, если там просрочка попадется, тормознешь, угу?

Мимо вальяжной походкой проплыл мужчина со знатным животом перед собой и упитанной таксой на поводке. Животное явно переоценивало свои возможности, совершая одну за другой бесплодные попытки уйти с маршрута, дабы попастись в травке. Но ее хозяин был столь монолитен, что потуг четвероногого друга не замечал и сбавил шаг только для того, чтобы два раза оглянуться на парня, ведущего странные диалоги с самим собой посреди тротуара. До Родиона отчетливо долетело:

– Нанюхаются, б***ь, своих солей…

***

– Аксиома Эскобара. Экзамены отменили, а я один фиг ночь просижу за компом. Ты, кстати, почему не запрещаешь мне жрать в час ночи?

Под аккомпанемент сверчков Родион зашел в забегаловку.

– Фи. Я тебе не нянька. – Родион не ожидал такого ответа и рассмеялся, а Евгения совершенно серьезно добавила, – последствия я, конечно, исправлю. Но и аппетиту твоему крылышки подрежу. А то вошел в раж.

– Крылышки, говоришь? М-м-м.. сейчас бы куриных крылышек… – Оба рассмеялись, и тут Родион с ужасом заметил, что продавщица внимательно на него смотрит.

Не то, чтобы регулярно, но периодически – когда в столовой была большая очередь, или просто хотелось вредной дряни, Родион наведывался на прием к «Доктору Бутеру». И с продавщицей был знаком, пожалуй, лучше, чем с кем бы то ни было. Тетя Нина, как он ее называл, женщиной была, мягко говоря, общительной. Слушать ее рассказы в десятый и более раз было как-то неловко, но из сочувствия он слушал снова и снова, потому что веселого или праздного в них, собственно, не было. Родион знал наизусть и самую грустную историю – о том, как после пятнадцати лет совместной жизни от тети Нины ушел муж. Его фразу – «Ниночка, я благодарен тебе за все эти годы, но ты не можешь иметь детей, а моей жизни нужна перезагрузка» Родион знал наизусть. И почему-то испытывал необъяснимую неловкость, в очередной раз слушая про то, как день спустя он подал на развод и уехал осваивать недавно открытое месторождение газа в Оренбургской области.

– Привет полуночникам! – тетя Нина встретила как обычно усталой улыбкой. Время пока не успело набросать патину на ее милом лице, а ночное бдение над бутербродами – испортить осанку. Только компьютеру удалось добиться своей цели – заставить носить очки поверх слегка угасших зеленых глаз.

– Доброй ночи… – Родион смутился, но все же попытался исправить ситуацию, – вы не подумайте, я не под чем-то. Так, одну смешную фигню вспомнил.

К счастью, придумывать на ходу эту самую «смешную фигню» не пришлось.

– Ну мне об этом не рассказывай. Бывает, без покупателей просидишь всю ночь, еще не так сама с собой разговоришься. Биоритмы еще сбиваются. Решила вчера в блондинку перекраситься, так начала носом клевать, и ерунда какая-то получилась. – она раздосадовано провела пальцем по аккуратному каре. Родион не разглядел в цвете волос ничего фатального, зато заметил, что тетя Нина поставила на паузу фильм на ноутбуке.

– Что смотрите?

– «Реальная любовь». Хорошее кино, да было б с кем посмотреть вместе. А вообще по-хорошему, спать надо в это время…

Родион сообразил, что настало время монолога «Осталась в сорок лет одна без мужика и образования» и решил действовать на опережение:

– Можно мне один с халапеньо, один «фирменный» и один с курицей?

– Как раз по последнему осталось… К экзаменам готовишься? – Родион кивнул. Тетя Нина извлекла из холодильника заветные пакетики.

– Тебе греть? – Родион отрицательно помотал головой

– Четыреста пятьдесят пять.

Парень извлек из кармана охапку скомканных бумажек вперемешку с мелочью, которая так и норовила просочиться сквозь пальцы:

– У-у-у, да я вам без сдачи соображу! Четыреста десять… Четыреста двадцать… Четыреста тридцать…

Вдруг вышло так, что ее тонкие пальцы коснулись Родионова запястья, а взгляды встретились. Он непроизвольно задержал дыхание. Вопросительно и тихо прозвенели серебряные колокольчики:

– Помнишь, ты спрашивал насчет перевода с женского? Он тебе сейчас нужен?..

Монеты всех достоинств медным водопадом хлынули на прилавок. Дальше все произошло как в быстрой перемотке вперед. Позже Родион не мог вспомнить, как они вышли из киоска и дошли до ее дома, как вошли в квартиру – в висках стучало, по телу волнами, одна за другой, бил озноб. Горячие ладони скользили по его телу, собственное дыхание стало огненным. Легко толкнув в грудь, женщина уронила его на кровать. Глазами, достаточно привыкшими к темноте, он хорошо видел ее аккуратную фигуру, скользящую вверх и вниз, и было как-то неловко за то, что он называл ее тетей, каким-то неопределенно-бесформенным одушевленным предметом женского пола, тогда как на самом деле она была красива. На теле Родиона не осталось места, куда ни пришелся хотя бы один поцелуй. Он хотел расстегнуть застежку у нее на спине, но пальцы онемели и не слушались. Тогда она незаметным движением помогла ему, и откинув в сторону не нужную более деталь одежды, взяла Родиона за руки и прижала их к плавно качнувшейся груди. Ощущение упругого и одновременно податливого женского тела окончательно обрушило реальность, в голове вертелась только одна странная мысль – что наощупь оно чем-то похоже на то самое мамино платье из синего бархата, которое она надевала по особым случаям еще в то золотое время, когда не существовало для него ни университетов, ни террористов, ни ФСБ, ни других женщин кроме мамы. Нина не требовала ни намека на инициативу, только лила как из рога изобилия, нерастраченную нежность, а у Родиона кружилась голова и он погружался в нее все глубже…