Елена Свительская - Песня моей души [СИ]

На расчётливого и корыстолюбивого Романа я тоже особо не рассчитывал. Тот делал, что мог для сестры. Но слишком добрым или принципиальным светопольский воин не был. Может, и замуж за меня спихнуть хотел не потому или не столько потому, что сестра его меня любила, да притом взаимно, а потому, что я показал, что чего-то стою как воин — и защитить смогу. Да и ему уже можно будет больше заняться собой и своими интересами после свадьбы. Я подозревал, что пока я не женюсь на Алине, брат её из нашего дома никуда не денется. Да он и жил себе свободно, за наш счёт. Разве что хозяйке дома иногда давал за кров. Но не так, сколько бы платил за жильё в трактире, поменьше. И готовила для него сестра заботливо и с любовью, упрашивала хозяйку её почаще на кухню пустить над едою поколдовать. Более того, практичный Роман не мог не учесть, что я к тому же знаком с королями трёх стран, дружу со многими начинающими или вполне успешными лекарями, травниками и знахарями. То есть, жених в общем-то видный.

Нет, мне-то было наплевать, с кем я там дружу или знаком — что лекарских учеников, что уже известных я уважал одинаково. А общение с королями, да дружба со вторым чернореченским принцем — так уж случилось. Я бы Вячеславу симпатизировал итак, хотя бы за то, что он отважно пошёл спасать мою любимую, даже зная, что она из ворогов. И за его попытки ограничить мощь алхимического оружия — он ведь подставлял свою голову, пытаясь настаивать о замене составов для армии. На мой взгляд один Вячеслав сделал для людей трёх народов едва ли не больше, чем нынешние три правителя. Миротворцев и лекарей я уважал намного более, чем воинов. Жизнь отобрать — легко и можно даже быстро затушить пламя чьей-то жизни. Как свечу погасить можно одним касанием. Но жизнь сохранить или вдохнуть в сердца желание жить — это намного сложнее было. И красивее намного.

Или просто… эльф я махровый!

Хотя после свершившийся моей глупейшей мести, я и воинов, и мстителей уж начал понимать. Ненависть и ярость как поток бывают — захватят и сносят тебя всего. И сколько-то пронесут, прежде чем опомнишься, прежде чем сумеешь или хотя бы попытаешься выбраться. И можно прежде ходить задирая нос и говорить серьёзно: я не такой, я добрый, а потом… потом стать на пути пробудившегося ревущего потока. И быть сметённым потоком тем. Покуда жизнь не загонит в угол, так и не поймёшь всего. Ни боли и поступков других не поймёшь, ни грани своей низости и предела своего терпения. Я потому уж начал говорить с некоторых пор тем, кто начинал меня хвалить или хвалить уж слишком приторно, липучей едкой лестью терзая душу: я обычный. Я самый обычный. Могу быть добрым, могу быть злым. Я просто обычный самый менестрель. И маг обычный. И воин. Хотя про то, что я умею драться, я уже особо не говорил. Стеснялся.

И… ревновал. Порою очень страшно ревновал её к Станиславу. Не знаю, сумел ли спрятать свои чувства и мысли. Но, даже если не сумел, она о том молчала, не упрекала меня.

Потому я однажды решился спросить Цветану. И много печального услышал от девочки, когда как-то застал её у неё в замке одну, когда её охранник и помощник отошёл куда-то, кажется, докладывать Вадимиру об обстановке и делах школы.

Всё-таки, Станислав их предал. Хотя ни Алина мне на него ни жаловалась, ни сама Цветана. Девочка тоже молчала, пока не спросил. А когда подруга моей любимой вернулась в Новодалье, то король опять ей в охранники навязал Станислава. Тот не извинился, даже когда они остались наедине.

— Хотя он немного больше заботливый стал с того времени, — задумчиво добавила Цветана. И иногда как-то странно на меня смотрел, — чуть помявшись, смущённо добавила, — И, даже больше, чем на меня — он смотрел на Алину. Как-то пристально её разглядывал, — и, видимо, заметив что-то в моём лице, заботливая подруга торопливо добавила, — Но я не думаю, что между ними что-то было!

— Просто она смогла выжить, даже попавшись жестокому Бориславу, — улыбнулся я, — Смогла сама спастись и тебя спасти, даже без его помощи. Будь я на месте Станислава, сам бы удивился, если бы встретился с ней спустя время, когда она вроде должна уже была гнить в земле. Такая удивительная женщина и меня бы самого заинтересовала.

— И верно, — серьёзно кивнула Цветана, — Ведь вначале она просто много болтала. Он не знал, сможет ли она вообще мне помочь. Но когда мы вернулись — и мы обе были живы — тут уж любой бы удивился!

Мы немного молчали. Она разглядывала развёрнутый свиток на своём столе, зажатый по бокам подставкой с ножом для бумаг и чернильницей, стеклянной, оправленной металлическими узорами и с металлической толстой основой. Я задумчиво созерцал в окно, как внизу разминаются ученики перед домашней работой и учёбой. Вот, один из наших лекарей прошёл во двор, к свежевыстроенному деревянному домику — то ли малая библиотека, всеобщая, то ли домик для приёма больных. Надо будет уточнить, что у них, кстати, ещё нового затеяли.

— Ты только не ругайся на неё, Кан! — вдруг сказала девочка, поймав и сжав мою ладонь, — Алине много пережить пришлось!

— Я не злюсь на неё, — улыбнулся её подруге по-настоящему искренно, — Просто… просто вот…

— Ты её любишь — и ревнуешь, — понимающе усмехнулась юная девушка.

Смущённо потупился. А она ничего не спросила, как там живёт Вячеслав. Она ему доверяла полностью. Мне стало совестно от моего неуёмного любопытства.

— Но мне кажется, будто он просто за ней следит, с любопытством, — добавила Цветана чуть погодя, — Просто потому, что она вернулась. Просто она смогла вернуться живой. И меня уберегла. Вылечила даже. Она сильная. Сильные люди всегда будут взгляд привлекать.

Помолчав и уже руку мою отпустив, она вышла из-за стола и задумчиво по комнате прошлась. Юная графиня была в простом тёмно-синем платье, бархатном и почти без отделки, тонкая серебряная цепочка с кулоном на шее. Тёмные волосы убраны в высокую причёску. Придворные дамы обычно украшались намного больше. Но её неспешные шаги, ровная спина, плечи расправленные, голова поднятая… то, как она голову повернула неспешно, чтобы увидеть со своей комнаты, расположенной на втором этаже небольшого дома-замка, что творилось в во дворце… Неторопливое величие аристократки, скромность. И изящество. И, кстати, ведь мать и сёстры Вячеслава тоже одевались очень просто и изящно, даже при том, что были женою и дочерьми короля. Может, она и этим принцу приглянулась? Красивая и скромная. Но сейчас на её щеках уже бывал румянец. Хотя, даже много выходя на улицу, по городу ходя между лекарями и больными, ходя в лес и по полям за лекарственными травами со своими помощниками, девочка уже чаще попадалась под солнечные лучи — и не загорела. Видимо, тёмные волосы и белая кожа — это у неё от природы.