Елена Свительская - Песня моей души [СИ]

Воспоминания о той страшной войне и о пронзительнейшей легенде, с нею связанной, быстро промелькнули во мне.

И сердце замерло. Надолго.

Я понял, что мир давно уже намекал, что не одобряет войн и распрей, что поддерживает лишь тех, кто творит добро, связанных добрыми узами!

Много веков жила та легенда, память о том, что красота, любовь и доброта никогда не исчезают.

Много веков жила между эльфов и драконов. Но не пускали её бродить между людей, пряча память о войне крылатых и остроухих, как шрам постыдный, оставшийся на теле жизни и памяти. Как напоминание о своей слабости. Будто если замолчать, то ни трагедии, ни глупости, ни жестокости, ни слабости вовсе не было.

Много веков история была спрятана.

Да, может, не она одна. Много менестрелей и много творений их унесла река времени.

Но все они говорили примерно об одном.

Все они пытались напомнить, что есть в жизни и в мире что-то, что никогда не погибнет. Многое унесёт река времени. Почти всё.

Но есть то, что никогда не погибнет. И есть песни души — когда кто-то откроет уста своей душе и позволит ей петь, позволит ей спеть её песни другим — и это песни о том, что никогда не погибнет. Это песни о вечном. Песни, идущие из глубины души. Песни души.

Я вдруг и сам захотел спеть что-то подобное, о вечном. Даже если моё творение в памяти потомков или даже моих детей не сохранится. Если они вообще будут. Но… я постараюсь выжить, чтобы спеть песню моей души!

Я не попадусь ни за что! Потому что…

И тут застыл от ужаса.

Прошлая война между эльфами и драконами ужасною была. И как бы драконы не надумали притащить Хэлу разрушителя дворца — как подачку во избежание войны! А магия драконов была могущественней эльфийской в разы. И мир уже признался, что меня защищать не будет. Мол, я сам виноват, что пошёл мстить. И… и, выходит, что меня всё же могут поймать! И песню свою я не спою?..

— Ведь она тебя любит! — шепнул новодальец, шутливо меня кулаком в плечо толкнув.

Ему надоело моё молчание.

Я посмотрел внимательно на него. Свет, лившийся в открытую дверь, заполнял тёмный коридор, обливал нас лучами, осветлял всё вокруг. И в этом новом свете с улицы, заполнившем тёмный коридор чужого дома, лишь временного моего пристанища рядом с любимой… В этом новом свете я уже чётко видел лицо Станислава. И что-то было в его глазах не то. Нет… это не была ревность к нам обоим. Просто встревоженность. Налёт заботы. Нет, слишком долгий тяжёлый взгляд. Он… о нас заботится?.. Или… только о ней?.. Но я, нарочно смотревший за ними иногда, пристально смотревший, не видел у охранника Цветаны заметного интереса к Алине, как от мужчины — к женщине. Но что-то явно связало их обоих! Но что?..

Не выдержав мой взгляд, он отвернул голову. Первый на улицу вышел, спустился, встал напротив неё и спросил в свойственной ему и Роману манере, грубой заботы:

— Чего пускаешь сопли?

— Да просто… — всхлипнула девушка, голову и взгляд так и не подняв на него, — Просто… — и опять всхлипнула.

Тут уже и я, встревоженный, перемахнул через перила — и очутился на траве. К ней ступил, обернувшейся на шуршание моей одежды.

Когда она увидела меня, то улыбнулась. Значит, дело не в зависти к новобрачным. Дело не во мне. Но что причина её слёз?..

Подойдя к ней, увидел мою флейту, которую она держала на своих коленях. Вот, Станислав тоже серьёзно на неё посмотрел.

— Хочешь научиться играть? — спросил первым почему-то он.

— Да просто… — всхлипнув, моя невеста торопливо утёрла слёзы и подняла таки взгляд. Сначала на стоявшего напротив Станислава, но потом сразу — на меня, вставшего с ним рядом, — Я тут вспомнила про флейту, что Вячеслав эльфам продал.

Ох, вот оно что! А я… Как я мог не подумать?! Но я просто хотел порадовать гостей, играя на моей флейте. Да и, чего уж таить, хотел подарить красоты именно для неё. И долго играл, старался, когда музыканты уже подустали и запросились поесть. Их отпустил к столу, а сам вышел вперёд, флейту свою достав. А Алина, значит, смотря, как я играю, вспомнила вдруг того забытого и затерянного мастера. Хотя вначале — я поглядывал вначале на неё, пока ещё не слишком увлёкся рождением музыки — ей явно нравилось, как я играю. Это потом, когда я заигрался, забыв про всё, она уже вспомнила.

— Просто… — моя любимая посмотрела уже на Станислава, — У принца чернореченского была флейта. Роскошная флейта, подаренная дедом…

— Та, которую он выменял на магический урожай? — сразу уточнил тот.

Значит, знает. Слышал что-то о том. Ну да Станислав Вадимиру служит. И не только служба связала их. Даже если жестокий король уже забыл о том, что когда-то они были названными братьями. Да и Станислав, похоже, был первым его другом. Спасителем его жизни. Но… Нет, не забыл этот расчётливый старый бобёр, как его охранник Цветаны иногда звал с нами наедине, сердитый. Вадимир же лично пришёл умолять нас с Алиной, чтобы вылечили Станислава. Много золота сулил, на колени даже встал. Значит, всё он не забыл. Даже если годы и новые события теплоту, когда-то бывшую между ними, стёрли.

— Ту! — всхлипнула Алина, стиснув концы моей флейты. Два конца в двух дрожащих руках. Где-то исцарапанных уже после полудня. Наверное, пока с кухни во двор приносила угощения.

Я ступил было от них, выискивая росший где-то тут подорожник.

Чуть помолчав, Алина обернулась — никого за забором и в просветах его на улице видно не было, видимо, кто мог и хотел, уже у нас нажрались — и схлынули. Никого не увидев, добавила всё же:

— Ту флейту дед принца добыл в Светополье. Сам хранил, как сделанную искусно. И вообще он музыку любил. А перед тем, как Грань перейти, уже заболевший серьёзно, позвал своих внуков и роздал им прощальные дары. Флейту отдал Вячеславу.

— А он, значит, её на урожай обменял, — серьёзно сказал Станислав, потирая короткую бороду.

— Там просто плохо с посадками было, — торопливо вступилась за друга девушка, — Особенно, в тех землях, где потом магичили эльфы.

— Да я-то его не осуждаю, — признался вдруг Станислав, внимательно смотря на неё, — Даже при том, что флейта — подарок деда, последний, возможно, подарок, да ещё и военный трофей — однако же Вячеслав какое-то время был правителем Черноречья. И то, что заботясь о своём народе, он ценным подарком деда пожертвовал, меня даже восхищает. Тем более, что это ход необыкновенный — втюхать остроухим один лишь инструмент — и получить такую прорву нового урожая. Даже если с магией оно вреднее растёт, вроде от одного раза не передохнут люди?..

— Эта магия безвредна, — дополнил я, наклоняясь над приличным молодым и сочным подорожником, протирая его листья от пыли тыльной стороной ладони, — Её и сами остроухие практикуют. Давно уже. Вообще, ключевая особенность магии эльфийского народа — миру не вредить.