Иван Олейников - Лодейцин

– Точка зрения? Не совсем понял. Я говорю, физический вред своему телу.

– Ясно, но я о самом понятии вреда. У вас оно расплывчатое и может означать что угодно. У меня же оно заключается только в одном: продлевает жизнь или нет.

– Да, понятно. В плюс, в минус, да. Но, допустим, есть вред нейтральный или такой, о котором нельзя сказать сократит он жизнь или нет.

– Он во всяком случае ее не увеличит, а значит это вред, всё правильно.

– А есть ли, по-вашему, действия, о которых нельзя такого сказать?

– Конечно, ими полна жизнь.

– Как вы к ним относитесь?

– Отношусь как к полю непрерывной деятельности. Я всегда в процессе выяснения, добычи информации, определения шансов. В моей голове три категории для окружающих меня явлений: вред, польза и неопределенность. Но это не просто качественные признаки. Нет, каждому явлению присвоено число. Такое-то явление – вред с такой-то вероятностью.

– Как прекрасно! – следователь криво улыбнулся. – И вы думаете, что верно определяете шансы? Ваше разоблачение как бы опровергает ваши слова.

– Нет, совсем не опровергает. Можно как угодно точно считать вероятности, но они не перестают быть таковыми, то есть они не обязаны всегда сбываться в приятную сторону. Вероятность моего разоблачения на глубоком сканировании была очень высокой. Как потом выяснилось, разоблачение не грозило, но это не я ошибся с предположением, а просто не сыграл хорошо предсказанный шанс.

– И как вы с этим управляетесь? Я бы давно запутался.

– Потому что вы не сосредоточены. Еще добавлю для понимания: к моему мнению о вероятности прикреплено число вероятности моего верного суждения. Эти числа всегда ходят парами.

– Господи! – сказал следователь и прикинул, глядя в потолок. – То есть, если я правильно понял: "Явление Икс полезно с вероятностью Игрек, и это мое мнение верно с вероятностью Зет".

– Да, именно так.

– И это про каждое окружающее явление?

– Да, обо всём, что попадает в поле моего восприятия.

– Как может хватить на это памяти?

– Человеческой памяти хватает и не на такое. Вы знаете случай Яна Весенника? – спросил Цеб.

Я, верьте нет, даже вздрогнул, когда услышал свое имя из уст маньяка с рисованным лицом.

– Это человек, который всё помнил? – спросил следователь. – Он, кажется, попал во Второй мир.

– Да, всё верно. Мало того, он живет, помнит и запоминает до сих пор, прямо сейчас, когда мы с вами общаемся. Ради него в законе отдельная поправка.

– Думаете, его память – это не выдумка? Может он шарлатан.

– Нет, всё по правде. Строгие научные данные.

– Хорошо, но давайте продолжим о вероятностях, – сказал следователь. – Вы сказали, что у вас в голове как бы склад с образами и на каждом по два числа, так?

– Да, всё верно.

– Это именно числа? В прямом смысле?

– Да.

– Приведите пример. Допустим, назовите число, обозначающее вероятность вашего разоблачения при глубоком сканировании.

– Если вы просите точное число, то, боюсь, не смогу назвать. Я не знаю как перевести образ числа, присущий явлению, к вашему пониманию.

– Ага, то есть это всё-таки не числа, а некие образы!

– Нет, это числа, – не согласился Цеб. – Попробую объяснить. Если у вас есть сто предметов, которые вы можете сравнить по какому-то признаку и выстроить по порядку, то, хотите или не хотите, но они числа. Вы всегда можете сказать какое ближе по порядку, какое дальше. Вы чувствуете на каком они расстоянии друг от друга. Если это не числа, то что это? Другого названия не придумать. Мой мозг всегда верно сравнивает эти числа между собой, но чтобы назвать их вам, мы должны договориться о мерах. Допустим, будем мерить в процентах. Ноль процентов – значит явления точно не будет, сто процентов – оно точно произойдет. Но что между ними? Какие пропорции? Ладно, вот я, допустим, отвечу на ваш последний вопрос: вероятность разоблачения была, скажем, семьдесят процентов в самом начале. Потом она изменилась в большую сторону, когда я собрал статистику по глубокому сканированию за годы, и выяснил сколько людей после него попадали в тюрьму или умирали, и почему. Сравнил с общим количеством жителей, вычислил вероятность с какой отдельный человек попадает в тюрьму после сканирования. И так по многим годам и возрастам пациентов. Получил ряд величин, они были минимальными. По всему выходило, что раз тот знакомый разоблачен, то и вероятность моего разоблачения всегда была сильно выше девяноста процентов, если перевести на ваш язык. Впоследствии, да, оказалось, что разоблачение при сканировании мне не грозило, но сами вычисления были верными.

– Эта калькуляция происходит в вашей голове сознательно или сама собой?

– Ваше сознательное и бессознательное в переводе на мой язык – это промежуточные стадии между абсолютной волей и абсолютным безволием. Чтобы понять крайние стадии, вообразите начальника, неограниченного ничем, и под ним мириады подчиненных в его полной власти. У вас же совсем не так. Представьте, что ваше сознательное – это шестьдесят процентов от идеальной воли, а бессознательное – сорок.

– Интересная точка зрения. В вашей голове, конечно, либо сто, либо ноль?

– Совершенно верно. Сто – это полная воля, то есть мое нормальное состояние, а ноль – я знать не знаю где он находится и как работает. Понятно, что он существует где-то в мозгу, он работает, я же получаю из него данные. Но он точно и беспрекословно выполняет мои приказы, и этого достаточно.

– Тогда расскажите о полной воле. Как всё-таки принимаются решения?

– Я, как клетка-маршал, помногу раз в секунду приказываю доложить об интересующих меня явлениях, и мне тут же приходит пара чисел: вероятность пользы такая-то, точность знания о нем такая-то. Даю приказ: взять эти числа, принять решение в сторону увеличения пользы. Всё, дальше я ничего не знаю ни о принятом решении, ни о действиях тела, пока не отдам приказ доложить об этом же явлении. Опять приходят два числа: вероятность пользы и точность знания. И я даже не знаю, такие же они, как в прошлый раз или другие.

– Постойте. Как так? То есть обстановка меняется, а вы не видите изменений.

– Это видят те, кто в нуле. Назовите их рядовыми или как хотите. Мне, как маршалу, сама по себе обстановка неинтересна, лишь бы она менялась в лучшую для меня сторону. Я дал приказ, рядовые подчинились – явление улучшилось в мою пользу, если сработала вероятность. Я воля, а не оперативный отдел.

Уоннел долго не задавал вопросов. Он поднял глаза к потолку и пытался как-то уложить описанную схему в голове. Надеюсь у него получилось лучше, чем у меня.

– Хватит, – наконец сказал он. – Мы далеко отошли. Я всего лишь спросил, можете ли вы причинить себе вред, а вы увели меня в такие дебри, что голова кругом.