Владислав Алейников - Энтропия

С того момента как я переступил порог ухоженной квартиры, которую явно содержали в чистоте, я сразу же учуял ужасную вонь, провоцировавшую рвотный рефлекс. Этот кисло-сладкий запах напомнил мне тот, что царил морге. Только на этот раз он не разбавлялся оттенками дезинфицирующих средств, и представлялся моему обонянию в чистом виде. Источником этого ужасного аромата служило уже посиневшее тело мужчины с торчащей в разные стороны щетиной на лице. Он умер сидя на диване, откинув голову назад. В том, это именно тот человек, которого мы все это время искали, не было никаких сомнений. Возле дивана стоял стол, на котором находилось несколько предметов: блюдце с ложкой, измазанное, по-видимому, тортом, чайная пара и предсмертная записка с шариковой ручкой лежащей поверх нее. В ней санитар, уже приняв яд, изложил свой трактат «О сострадании». Не скупясь на эпитеты, он во всех красках расписывал, в каких в жутких агониях на его глазах умирали от этой ужасной болезни люди. О том, что он хотел подарить этим несчастным детям возможность уходить легко, не испытывая на себе эгоистичное по его мнению желание родителей еще хоть один день провести рядом со своим чадом. Тогда, когда цена каждого такого дня заключается в неописуемых мучениях маленького человечка, лишенного возможности самостоятельно принимать решения. В предсмертном письме подробно описывались места, в где были захоронены остальные пропавшие. Обнаруженную нами девочку, похоронить ему не удалось, так как он испугался шума приближающихся людей и бросил тело вместе с вещами, о чем сильно сожалел. Когда ему стало известно о том, что ее тело обнаружено, а следователи уже начали проверять работников больницы на причастность к пропажам, Шакуло понял, что продолжать свое дело ему уже не удастся. Он так же осознавал, что люди не поймут и не примут его философию милосердия. Это подтолкнуло его к решению оставить мир, в котором, как он высказался, правит жестокий эгоизм.

Вытащив иглу катетера из разбухшей вены и стянув с пальца пульсоксиметр, я завернулся в белую простыню, которой был накрыт, и, придерживаясь за дверной косяк, вышел из комнаты. Уже в пороге на меня с высунутым языком набросился Талисман, обрадовавшийся моему возвращению. На шум производимый псом пришла и Ирэн. Она тут же попыталась меня усадить в кресло, одновременно задавая вопросы, касающиеся в первую очередь моего самочувствия. Разговаривать было трудно, да и собственно спешить тоже было некуда. Убийца был уже мертв, но я, конечно же, назвал его имя и адрес.

Этим же вечером с кружкой лимонного чая в руках я сидел перед телевизором в квартире Олега и смотрел новости. Само собой главной новостью было обнаружение серийного убийцы, который свел счеты с жизнью, узнав, что следствие село ему на хвост. Официальные представители следственных органов, по-военному четко, зачитывали подготовленные тексты о возбужденных делах и проводимых мероприятиях. Своими мнениями делились многочисленные эксперты и знатоки в области криминалистики и поведенческой психологии. Один за другим, они выдавали заключения о возможных сексуальных расстройствах уже нареченного «Питерского усыпителя», его детских травмах и подростковом насилии. Некоторые даже сетовали на необходимость проведения широкомасштабных реформ в системе образования, здравоохранения, и охраны общественного порядка. Отдельное внимание было уделено общению с соседями, которые, как по сценарию говорили, что парень то был не плохой, здоровался, и никогда бы никто не подумал о нем ничего такого. Среди соседей оказались и родители одной из жертв, чье найденное тело поспособствовало поимке маньяка. Они же на этот раз, в любых комментариях прессе отказали. Среди остального блока новостей, проскочил короткий сюжет о том, как под Красноярском на железнодорожном переезде поездом раздавило легковой автомобиль. Водитель с двумя пассажирами скончались на месте. Все трое погибших оказались подростками. Один из них тайно взял машину у своего отца, чтобы покататься с друзьями. Встретившись с патрульной службой, малолетний водитель, опасаясь наказания со стороны отца, попытался уйти от погони через закрытый переезд, с чем справиться ему так и не удалось.

– Презумпция невиновности, – простонал я.

– Что? – спросил меня Фрейд, сидевший рядом на диване.

– Презумпция невиновности. Предположение, согласно которому лицо считается невиновным, пока его виновность не будет доказана. Я оказался слепым судьей, который даже не изучил дело.

9

Добро пожаловать домой! Такая вывеска, выполненная из самоклеящейся бумаги, стилизованной под старую полированную мебель, красовалась на обшарпанной серой двери в фае хостела. Внутри хостел, расположенный в старом блочном доме в двух шагах от Витебского вокзала в Петербурге, так же не отличался изысканными убранствами. Да собственно ему этого и не требовалось. Населением сей ночлежки преимущественно были одержимые золотой лихорадкой большого города приезжие старатели из периферии, беженцы от самих себя и люди, у которых в жизни что-то пошло не так. Их, кстати говоря, было больше всего. Запах, который там доминировал над свежим воздухом, соответствовал больше плацкартному вагону с храпунами, нежели тому, который должен быть в гостиничном заведении с рейтингом четыре и два. Об этом, по крайней мере, свидетельствовала табличка над стойкой администратора. Женщина лет сорока с хронической усталостью на лице, выполнявшая роль администратора заведения, очевидно, сама была с «историей». В таких обычно пьющий муж – тиран, нищета и голытьба, и одноклассник, которому она отказала в замужестве дважды, а теперь он успешный банкир и в компании модели воспитывает троих детей в своем доме на Мальте. Конечно же, все это ее допекло, и она уехала из условного Воронежа в Санкт-Петербург, оказавшись в этом депрессивном месте. Мне кажется, что все-таки в первую очередь нужно менять себя, а не бежать от собственной тени – потому и хостел, потому и снова. Но, наверное, благодаря подобравшемуся контингенту, это было единственным местом, куда без всяких лишних условий меня впустили с собакой. Да и я, если честно сам походил на человека, в жизни которого что-то пошло не так.

А в жизни моей действительно что-то пошло не так. После окончания операции по поимке санитара-убийцы, Фрейд и Ирэн вернулись обратно на подмосковную дачу, а я решил остаться на берегах Балтики еще на несколько дней. Вернее я так сказал Фрейду, который всякими разными способами пытался вернуть мою пошатнувшуюся историей с железнодорожным переездом голову на место. На самом же деле я остался в Питере на неопределенный срок. Мне было тяжело принять тот факт, что я допустил фатальную ошибку стоившую жизнями трем подросткам, которые всего лишь испугались отцовского ремня. На короткое время Фреду удалось меня убедить в том, что я не мог им помочь. Он утверждал, что пусть я и не разузнал в чем же таки дело, пускай ошибочно считал жертвой аварии какого-нибудь незаконопослушного джентльмена, но мой выход из будущего случился в день трагедии под Красноярском. К слову я быстро отказался от этого оправдания, сообразив что элементарно обладал возможностью узнать о случившимся из интернета, даже будучи в допросной комнате, а уже вернувшись из путешествия во времени попытаться как-то предупредить трагедию. Конечно, я понимал, что своими жизнями распоряжаются сами их владельцы, которые в большинстве случаев с легкостью с ними расстаются, поддавшись эмоциям или простецкой глупости. У меня же была иная роль – роль ангела-хранителя, который должен был помешать человеку, размахивающему направо и налево раскрытым саквояжем с еще не прожитыми годами, потерять самое ценное, что у него есть. Вместе с этим, как выяснилось, даже у ангелов-хранителей есть свои маленькие кладбища.