Илона Эндрюс - Магия побеждает [litres]

Уснув рядом с Джули на диване, я проснулась пять часов спустя, не в состоянии рационально мыслить из-за того, что моя голова раскалывалась.

– Что-то ищешь? – В кухню заглянула Дали.

– Нет, в прятки играю.

Ну что за глупый вопрос.

Дали моргнула.

– Не хочешь приготовить кофе? Я чувствую его запах на нижней полке. Первая или вторая банка слева.

Я открыла первую банку с надписью «СОДА» и заглянула внутрь. Кофе.

– Что случилось с этикетками?

Дали пожала плечами:

– Ты в доме оборотня из семейства кошачьих, чья работа заключается в шпионаже. Он думает, что умный. Я была бы осторожна с ящиком для столового серебра. Вдруг там бомба?

Я взяла маленький кофейник и принялась за дело.

– Как Дерек?

– Не знаю. Дверь до сих пор закрыта. Они там уже очень долго.

Кофе закипел.

Я сняла кофейник с огня, убрала пенку и позволила закипеть второй раз. Дали достала кружки.

– Я узнала о камне кое-что новое.

Я налила ей кофе. Дали наблюдала за мной.

– А я всегда проливаю половину, – проговорила она. – И еще все выкипает.

Ловкость рук, наверное, – единственное, в чем я была хороша.

– Что насчет камня?

– В паре древних текстов написано, что Рудра Мани обладает способностью усмирять зверей и исцелять страдания людей.

По-моему, в описании был скрыт более глубокий подтекст: способность подавлять животную природу оборотня и «запирать» перевертыша в рамках человечности.

– В смысле, он исцеляет страдания?

Дали уставилась в свою кружку.

– Когда в тебе сидит осколок, кажется, что отрезали часть тебя. Ужасное чувство. Я бы предпочла быть убитой.

Я бы хотела того же в подобной ситуации. Сродни отказу от моей магии. Я ненавидела человека, который наградил меня ею. Меня отталкивали ее проявления, и я отказалась от нее. Но это же часть меня. С ней я чувствовала себя целой, к лучшему или худшему.

Магия и возможность ее использовать сделали меня той, кем я стала. Я такая, какая есть. Против своей природы не пойдешь, это сведет тебя с ума.

– Рудра – одно из имен Шивы, – добавила Дали. – Оно означает «строгий» или «бескомпромиссный».

Как символично. Ведь оборотни своего рода компромисс между зверем и человеком. Камень заставлял их стать либо одним, либо другим.

Я думала о перевертышах по дороге к дому, когда мы ехали по лей-линии. К тому времени я уже слишком оцепенела, чтобы беспокоиться о Дереке, – я описывала его состояние Джули, и это было – будто вскрыть старую рану. Сначала – резкая боль от содранной болячки, а потом идет кровь и рана немеет.

Поэтому я переключилась на орден. Размышляла о неспособности Теда и его верных сторонников идти на компромисс.

Тед хотел, чтобы люди оставались людьми, чего бы им ни стоили их усилия.

Темная буря собралась на горизонте моего разума с Рудра Мани четко в ее центре.

– Тебе знакомо имя Султан Смерти? – спросила я.

Дали замерла, а затем покачала головой:

– Нет.

Я помолчала. Кстати, я же еще не узнала результат анализа расплавленного серебра! Дерека. Магический прилив отхлынул, когда я спала, но, похоже, опять набирал силу. Я пододвинула к себе телефон. Гудок. Наконец-то.

Телефон – одно из тех нестабильных устройств, которые иногда работали во время магии.

Большинство людей не понимали, как он работает. Для них это – практически волшебство, и иногда магические волны «разделяли» такую точку зрения.

Я набрала домашний номер Андреа. На втором гудке она ответила.

– Привет.

– Привет.

– Я только что получила результаты, – произнесла она. В ее голосе ни капли юмора. – Это не серебро, а электрум.

Ясно. Электрум – природный сплав серебра и золота с щепоткой меди – обладал невероятной алхимической мощью. А еще был чрезвычайно ядовитым для оборотней.

– У тебя недостаточно высокий уровень допуска, чтобы знать остальное, поэтому тебе они ничего не скажут, – заявила подруга. – Конкретный сплав – очень старый и крайне ядовит для перевертышей. У меня самой – высокая терпимость к серебру. Но его я даже не могу держать, Кейт. Ты помнишь соглашение, которое мы заключили во время Вспышки?

– Да.

Мы договорились, что я никогда не проболтаюсь ордену, что Андреа – звереныш. В свою очередь подруга будет помалкивать о том, что у меня полно конкретной информации о Роланде (последнее может спровоцировать коллективный припадок истерии среди рыцарей ордена).

– Есть только один человек, у которого имеется доступ к большому количеству сплава. Состав довольно специфический…

– Около пятидесяти пяти процентов золота, сорок пять – серебра, три процента меди, а остальное – случайный мусор.

– Да.

Samos electrum, полученный из монет, отчеканенных на греческом острове в Северном Эгейском море в 600 году до нашей эры.

Мое сердце пропустило удар. Логика проиграла, а моя неразумная паранойя восторжествовала.

– Полагаю, ты в курсе, то это означает, – произнесла она.

– Угу. Спасибо, – ответила я.

– Будь осторожна.

Я повесила трубку.

Роланд. Только он владел запасом пресловутого электрума.

Без сомнения, он хотел, чтобы сокровище тратили экономно, возможно изготовив из него пули или колья, однако ракшасы расплавили его, чтобы вылить на лицо Дерека.

Уроды.

Итак, Роланд оказался Султаном Смерти. Если я продолжу противостоять ракшасам, то вступлю в конфронтацию с его агентами. Меня обнаружат.

– Ты в порядке? – спросила Дали.

– Лучше не бывает, – ответила я.

Волна горячего гнева накрыла меня. Если бы меня раскрыли, я стала бы бороться с ним всеми силами, как и моя мама. Это была иррациональная, абсолютно идиотская мысль, и я упивалась ею. Я чудовищно устала от приступов паники, но я не сдамся.

Джим поднялся по лестнице.

– Он очнулся и разговаривает.

Я бросилась вниз, оставив свой кофе.

Он сидел на кровати, его ноги укрывала синяя простыня. Он был в человеческом обличье, цвет кожи вернулся к нормальному.

Волосы, как и раньше, стали темно-каштановыми.

Вот и все, что осталось от прежнего Дерека.

Его лицо утратило идеальную симметрию. Черты приобрели суровость и грубую твердость.

Я всмотрелась в него: теперь его лицо от верхней губы и до линии волос на лбу казалось слегка неровным, будто разбитые кости черепа срослись не совсем правильно. Раньше, если он приходил в какое-нибудь злачное место, кто-то ему свистел и говорил, что он слишком хорошенький. Теперь люди смотрели бы в свои стаканы и шептали друг другу: «Вот парень, который повидал много всякого».

Он поднял на меня взгляд. Темные бархатные глаза уставились на меня. Обычно в них искрилось лукавство, пробивавшееся сквозь мрачное самообладание волка. Сейчас от него не осталось и следа.