Жан Рэ - У пределов мрака

Большая река Коронго пересохла. Необычная жара последних недель выпила из нее воду до последней капли, и влага, спускавшаяся с гор, не доходила до сухих равнин.

Ганс Дриггер мог благодарить небо за невероятную удачу — он наткнулся на небольшую лужу, где сохранилось немного дождевой воды. Она оказалась солоноватой и плохо пахла, но он смог выпить несколько глотков и смочить лицо.

Вот уже несколько дней, как он шел по следам стаи из десяти или двенадцати львов, опустошавших пасущиеся на границе вельда стада. Вокруг обнаруженного им водоема он увидел множество следов диких животных — буйволов, носорогов и, главное, львов. Сильно стертые отпечатки следов небольших антилоп и зебр явно были оставлены не позже, чем месяц назад, что говорило об осторожности травоядных, не решавшихся приблизиться к опасному водопою.

Взгляд Ганса обежал безжалостное пространство; примерно в половине мили от него находились густые заросли «haak en steek» [53] В переводе с бурского дословно — «прицепись и уколи*; имеются в виду густые колючие кустарники. . Немного дальше громадная акация возвышалась над группой засохших кустов, а за ней простиралась волнистая равнина, поросшая высохшей травой.

Ганс вздохнул. Он был бедным охотником на львов, и владельцы больших стад часто обращались к нему за помощью, скупо оплачивая его тяжелую и опасную работу.

Он охотился без собак, стоимость которых превышала его финансовые возможности; кроме того, он не смог бы перенести их потерю от львиных когтей и клыков. Поэтому ему помогали только двое жалких кафров. Сейчас кафры отправились вверх по течению Коронго в надежде добыть дикую козу на ужин. Они задерживались, и Ганс достаточно хорошо знал их привычки, чтобы оставить надежду снова увидеть их.

— Конечно, — проворчал он, — вместе с ними я лишусь пары дешевых древних ружей, но сейчас они были бы весьма кстати.

Если бы ему удалось застрелить льва и получить вознаграждение в размере восьми фунтов стерлингов, не считая стоимости шкуры в том случае, если она окажется не очень поврежденной.

Приближались сумерки; издалека долетели слабые раскаты львиного рыка; он не был уверен, что животные подойдут к воде. Если хищники все же решатся посетить водопой, возле Коронго трудно было бы найти удобное для засады место.

Ганс проверил ружье и зашагал к акации.

Внезапно он остановился; появившиеся из зарослей колючих кустов два темных силуэта направились к той же одинокой акации.

Он разглядел львицу с львенком и очень удивился — что могло заставить мать с детенышем покинуть прайд, членом которого они являлись?

Впрочем, он почти сразу же получил ответ на свой вопрос: львица то и дело останавливалась, чтобы с жалобным рычаньем полизать лапу.

Ганс был профессиональным охотником, и добытая львица означала для него прежде всего сумму в шесть фунтов стерлингов. Но, убив львицу, он оставлял сиротой львенка!

Будь с ним кафры, он попытался бы поймать львенка живым, что могло принести ему небольшую прибыль, но, оставшись без помощников, он был не в состоянии справиться с этой задачей.

— Маленький разбойник, ты обойдешься мне в потерю приличной суммы, — проворчал он, опуская ружье.

Львы приблизились к акации, но в ее тени скрывался другой их враг, не имевший столь добрых намерений, как Ганс Дриггер.

Ганс увидел, как заколебались заросли высокой сухой травы, и услышал жалобный вопль львенка. Его мать, несмотря на рану, присела и прыгнула в заросли.

Львенок оказался зажатым в кольцах громадного питона, высоко поднявшего небольшую голову с раскрытой пастью.

Судя по всему, львица не могла надеяться на победу над чудовищной змеей: она с жалобным рычаньем кружила вокруг питона, медленно душившего беспомощного львенка.

Львенок еще продолжал пищать, но все тише и тише: через несколько мгновений удав наверняка раздробил бы ему кости.

Два раза прогремело ружье — Ганс выстрелил едва ли не машинально. Питон мгновенно развернулся, бешено забив хвостом и тут же затих; две тяжелых пули раздробили ему голову.

Львица кинулась на поверженного врага и ей хватило пары минут, чтобы разорвать тело гигантской змеи в клочья. Чудом уцелевший малыш из осторожности держался немного в стороне от кровавой расправы.

На эту драму потребовалось меньше времени, чем ушло бы у Ганса на рассказ о произошедшем; когда удав превратился в груду окровавленных лохмотьев, львица осознала присутствие новой опасности в лице человека, хотя и оказавшего ей неожиданную помощь.

Человек… Постоянный враг, распоряжавшийся страшными невидимыми пчелами, прилетавшими издалека и несущими смерть львам.

Некоторое время человек и лев молча смотрели друг на друга: потом львенок подбежал к Гансу, принялся ласкаться к нему и даже стал кувыркаться, словно приглашая человека поиграть с ним.

Львица заворчала, и ее хвост принялся хлестать зверя по бокам. Очевидно, она была ошеломлена зрелищем игры человека с ее детенышем и растерялась, не зная, как ей поступить.

Наконец Ганс шлепнул в последний раз львенка и подтолкнул его к матери.

Львица схватил детеныша зубами за шиворот и мгновенно исчезла с ним в кустах.

— Я где-то читал, — засмеялся Ганс, — что львы понимают, что человек оказал им услугу и проявляют признательность. Конечно, эта болтовня не имеет смысла, и я напрасно вспомнил эту чепуху.

Кафры так и не вернулись, и Ганс провел почти бессонную ночь возле небольшого костра.

Утром, едва рассвело, Ганс приготовил себе скудный завтрак. Не успел он взяться за бисквиты с копченым мясом, как послышалось рычание, и из кустов показалась львица. Остановившись в нескольких шагах от застывшего, словно статуя, охотника, она пристально смотрела на него, не проявляя при этом ни малейшей агрессивности.

Через минуту львица вернулась в кусты, тут же опять вышла к человеку, затем несколько раз повторила этот маневр, сопровождая свои действия едва ли не дружелюбным рычанием.

Потом она перестала обращать внимание на человека, позвала львенка и скрылась с ним в прибрежных зарослях.

«Как интересно, — подумал Ганс, — охотники, хорошо знающие львов, рассказывали, что это очень умные животные, пожалуй, превосходящие интеллектом некоторых людей. Мне сдается, что свирепая мамаша старалась дать мне понять, что в кустах скрывается нечто, способное заинтересовать меня».

Львы и носороги без особого труда способны проникнуть в перепутанную массу колючих ветвей, тогда как для человека подобное поведение можно считать настоящим подвигом.

У Ганса ушло не менее двух часов на то, чтобы пробраться в самое сердце колючего ада, и все это время он не переставал подсмеиваться над собой, пока не понял, что у львицы были основания приглашать его в заросли.