Николай Феофанов - Таганай

– Ты хоть помнишь дорогу? А то снег пойдет, – Зубарев взглянул на серое небо, с которого начинал падать легкий снежок, – наши следы, наверное, скроет. – Последнее Зубарев уже прокричал вдогонку, так как расстояние между ним и Колямбо постепенно увеличивалось.

– Да, найду как-нибудь, – махнул рукой Колямбо и помчался за Мухой.

Он смог увидеть ее силуэт только на развилке у речки. Муха уже перешла водную преграду, и ее куртка теперь мелькала между стволами деревьев, все больше удаляясь в сторону кордона. Колямбо быстро перебравшись по мокрым камням на другой берег, на секунду остановился, глядя ей вслед.

– М-да, а мне направо, – пробурчал он себе под нос.

В эту сторону уходило две дорожки. Колямбо тут же заметил рядом с одной из троп характерные следы, которые днем они с Димкой оставили в ходе общения с богами, и направился по ней, вливаясь в пространство леса.

Сейчас им двигало дело общественной важности. С его товарищем произошел несчастный случай, нужна помощь, а от Колямбо требовалось дойти до лагеря, причем как можно быстрее.

Эти установки настолько поглотили его внутреннее я, что ни одна даже мало-мальски подленькая мыслишка не носилась в голове, хотя причин для этого, с точки зрения обычного Колямбо, было, хоть отбавляй. Во-первых, на самом деле, он не очень-то хорошо помнил, какой дорогой они сюда пришли. То, что этой, по которой он идет, понятно. А вот были ли на ее протяжении какие-либо развилки – вопрос сложный. Во-вторых, практически через полчаса станет темнеть. И он окажется один в глухом лесу. Ну, или не в очень глухом, но все же лесу, хотя бы даже и на известном туристическом маршруте, но в атмосфере почти полного мрака. А в-третьих, а в-третьих… было еще что-то и в-третьих, только пока оно таилось, где-то слишком глубоко, и поглощенный важностью своей миссии, Колямбо даже не пытался докопаться до того, что же там может быть, в-третьих.

Снег усилился и его новые влажные массы громко скрипели под бахилами. Колямбо шел очень быстро, иногда переходя на мелкую трусцу. Он глянул на часы – без десяти минут пять. Наверное, пройдет еще час, когда солнце совсем перестанет освещать низкие облака, облепившие небо, и тогда сумрак поглотит весь лес.

Колямбо внимательно вглядывался в окружающие его деревья, пытаясь уловить хоть что-то знакомое, чтобы понять, что он идет правильно. Иногда он даже разворачивался, меняя картинку зрения на ту, что была перед ним, когда утром весь их отряд шел к Трем братьям. Но никаких особых воспоминаний не всплывало. Почти весь путь Колямбо тогда проделал, уставившись себе под ноги, либо увертываясь в процессе игры от падавших с веток слоев снега.

Однако пока он не беспокоился, тропинка шла почти прямо, нигде не пересекаясь с другими. Так что на данный момент он точно не мог пропустить вероятной развилки и двинуться в неверную сторону.

Постепенно темнота все больше овладевала просторами чащи, и теперь в глубине ельника не было видно почти ничего. Хорошо, что хоть снег белый лежит, иначе вообще труба! Колямбо посмотрел наверх, где в прорехах крон хвойных деревьев проглядывало задернутое облаками небо. На часах – пять сорок. Все, это уже точно можно назвать – стемнело.

Он как-то неприятно поежился на ходу от таких мыслей. Первоначальный пыл общественно значимого дела стал испаряться, ему на смену спешило чувство обеспокоенности. В это время лес был как-то по-особому тих. Только скрип от шагов Колямбо. Он не снижал темпа, но теперь очень настороженно озирался вокруг. Пока страх не успел овладеть им, и за каждым кустом на данный момент не виделись странные пугающие тени, но отчего-то казалось, что до этого совсем недолго. Нервная система Колямбо напрягалась все больше. И чтобы не заморачиваться о всякой ерунде, он решил размышлять на другие темы.

«Так, я иду уже почти час».

Справа раздался треск от упавшего под тяжестью снега высохшего сучка. Колямбо резко развернулся в сторону звука, одновременно вздрогнув всем телом. Но, успев уловить глазами последнюю стадию пикирования предмета, облегченно выдохнул.

«Долбанные сучкИ!»

Он зло глянул на ель, только что оставшуюся без одной из своих частей.

С минуту Колямбо шел в отрешенном состоянии, внезапно забыв про все вокруг.

«Так, ладно, о чем я хотел подумать-то? Ах, да. Значит, я шагаю уже час времени, при этом быстро шагаю. А до скал мы добрались, насколько я помню, за два часа, – он намеренно протянул последнее слово, пытаясь уловить, что он этим хочет сказать. – Хотя нет, это до развилки у речки мы шли два часа, а потом еще минут двадцать чапали вверх по склону к Братьям. Значит, два часа двадцать минут, в общей сумме. Иду я всяко энергичнее, чем мы шли днем. Следовательно, до лагеря осталось еще, как минимум, час ходьбы. Да, еще час. – Он довольно покивал головой. – Ну и нормально, не так уж и далеко. Вот только темно, зараза. Не видно здесь ничего!».

Ему вдруг захотелось сказать последнюю фразу вслух.

– Не видно тут у вас ничего!

От такой неожиданной бравады Колямбо стало легче и веселее, и он в голос рассмеялся своим хрипловатым ироничном смешком:

– Ну, где здесь ваши мишки или прочие зверушки? А?

Ему никто не ответил.

– Мишки, м-да. Кстати, а почему ты сказал мишки? – спросил он сам себя. – А черт его знает! – он практически прокричал это на полную мощность.

И вдруг от звуков своего не ко времени вырвавшегося крика Колямбо стало очень страшно. Как будто этим он мог разбудить какие-то неведомые силы, так мирно спавшие до неаккуратных возгласов. Колямбо даже остановился, ему показалось, что недалеко только что раздался подозрительный тонкий свист.

– Это что? – еле шевеля губами, почти неслышимо произнес он.

Слух напрягся, пытаясь уловить малейший намек на опасность. По верхушкам деревьев промчался ветер, отчего вниз полетели мелкие высохшие ветки и хвоя. И хотя их шуршание мешало различать посторонние шорохи, возвращение давно не появлявшегося ветра, заставило отхлынуть внезапно возникшее у Колямбо ощущение присутствия рядом чего-то недоброго. Он еще раз взглянул в сторону, откуда предположительно прилетел свист, и двинулся дальше, постепенно ускоряя шаг и отряхивая с себя продолжавший валить снег.

Глава пятая. Утро на холме и ночной лес

Шакулин медленно всходил по ступеням управления, не спеша расставаться с ощущением летней утренней свежести, царившей на улице. Еще совсем неяркие почти прозрачные лучики солнышка приятно освещали ясное голубое небо.

Рядом с главным входом стояли какие-то два человека, оживленно обсуждавшие жутко актуальную для них тему. Шакулин еще подметил про себя, что никогда их здесь не видел, хотя мало ли людей бывает около здания конторы, он не обязательно должен всех знать. Бросив последний взгляд на улицу, лейтенант преодолел завершающую из восьми ступеней крыльца, и направился было к двери, когда сзади его окликнул Листровский.