Лоуренс Десбери - На берегах Гудзона. Избранные романы

Барышня, скучая, смотрела в окно, перелистывала книгу, даже слегка кокетничала с молодым человеком, расхаживавшим взад и вперед по коридору. Однако, когда тот выразил попытку войти в купэ, она бросила на него взгляд, исполненный такого возмущения, что он поспешно удалился и не показывался больше.

Одна толстая дама, менее щепетильная, без спроса ввалилась в купэ со множеством чемоданом и пакетов. Молодая девушка быстро подсела к своей бабушке, просунула руку под дорожное одеяло, угрожающе ущипнула ее за руку и что-то прошептала. Потом, с мольбой устремив свои глаза на спутницу, она сказала:

— Разрешите вас попросить: будьте добры не заговаривать с моей бабушкой! Я везу ее из лечебницы для нервных больных, и вид новых людей страшно волнует ее.

Толстая дама сочувственно посмотрела на молодую девушку и участливо сказала:

— Ах, бедное дитя! Какая страшная ответственность лежит на вас! Неужели у вас в семье нет мужчин, которые могли бы снять с вас такие обязанности?

— Увы, нет! — барышня глубоко вздохнула. — Я совершенно одинока, у меня нет никого, кроме бабушки. — Она бросила на собеседницу беглый взгляд: — Надеюсь, вы долго будете ехать с нами? Ваша участливость так радует меня!

— К сожалению, нет, мое бедное дитя! Я выхожу на следующей станции.

Барышня снова вздохнула, по почему-то это был скорее вздох облегчения, чем огорчения.

Поезд с грохотом несся дальше. Природа постепенно принимала другой вид. Показались огромные поля Дакоты. Медленно спускалась ночь.

Барышня, казалось, повеселела; она стала вполголоса насвистывать уличные мотивы, пригладила волосы перед зеркалом и натянула на лицо вуаль. В Оливе она вместе со спутницей сошла с поезда. Была уже ночь Падал холодный неприятный дождь. Ноябрьский ветер гулял по равнинам.

Барышня обратилась к начальнику станции.

— Мне необходимо отправиться сегодня же ночью на ферму Джонатана Смита, — заявила она. — Можно раздобыть автомобиль в этом проклятом гнезде?

— Само собой разумеется, — обиделся начальник станции. — Однако, я советовал бы вам переночевать в гостинице Вашингтон, недалеко от вокзала. Дороги от дождей попортились, и лучше ехать днем. К тому же ночная поездка обойдется довольно дорого.

— Это все равно, — нетерпеливо воскликнула барышня. — Я заплачу сколько угодно, но нам необходимо во что бы то ни стало сегодня же ночью добраться до фермы.

Начальник станции поклонился; он был свободный американский гражданин и умел почтительно относиться к богатству. На следующий день в городке стали поговаривать о том, что Джонатан Смит дождался большой радости — наследница Карнеджи, Рокфеллера или Мак-Кормика почтила посещением его ферму.

Пока начальник станции вызывал по телефону автомобиль, наследница Карнеджи, Рокфеллера или МакКормика наклонилась к бабушке и прошептала над самым ухом:

— Если ты без всяких разговоров не сядешь в автомобиль, я убью тебя! Понял, старый идиот?

Бедная старушка тихонько заплакала, однако, поверив угрозам жестокой внучки, она покорно, хотя и дрожа всем телом, села в автомобиль.

В автомобиле барышня, по-видимому, совершенно забыла о хороших манерах. Протянула ноги на противоположное сиденье, вынула из сумки небольшую трубку и закурила.

На маленькой ферме было тихо и темно. Несмотря на это барышня тотчас же отпустила автомобиль и стала терпеливо дожидаться под проливным дождем, пока в доме не услышали ее звонков и стука.

Франк, недовольный, показался в дверях. Увидев двух дам, он испуганно отскочил.

— Виноват, сейчас!

Он бросился обратно в дом, чтобы надеть хотя бы брюки.

Барышня яростно заревела ему вслед:

— Куда же вы убежали, чудак! Вы не видите, что ли, что мы стоим под дождем?

Через минуту Франк явился и впустил обеих.

Тем временем большая часть обитателей фермы, разбуженных и встревоженных шумом, собралась в передней.

Барышня переводила взор с одного на другого.

— Кто здесь Дэзи? — спросила она, наконец.

Девушка подалась вперед.

— Я!

— Я — приятель Джэка Бенсона.

— Приятель? — недоумевая произнесла Дэзи.

— Ах да! — Барышня сорвала шляпу и вместе с нею и золотые кудри. Показалось бледное лицо мальчика.

— У меня под юбками есть и брюки, — заявил он. — А кто из вас Фрэд Маннистер?

Фрэд Маннистер, хромая, выдвинулся вперед.

Тут произошло нечто совершенно неожиданное. Старая дама, до сих пор безучастно стоявшая возле своей молодой спутницы, бросилась к Фрэду, обняла его, воскликнув:

— Фрэд, Фрэд!

Маннистер, ничего не понимая, отступил на шаг назад. Но барышня одним движением сорвала с головы старой дамы белый парик.

Маннистер побледнел как смерть, и все Смиты одновременно воскликнули:

— Джон Маннистер!

— Дядя Джон! — раздался из глубины комнаты голос Этель.

Томми испустил вздох облегчения.

— Слава богу! Это дело сделано!

— Кто вы? — спросил Франк.

— Я — Томми, — ответил юноша.

— Томми, — крикнула Дэзи, так… так… вы убили Гарвэя Уорда?

Томми обернулся к ней бледный как полотно.

— Я убил Гарвэя Уорда, убил человека, которого я любил больше всего на свете?! Его убили за то, что он хотел спасти этого старика, а я вот исполнил его последнее желание и доставил помешанного старика в надежное место. А вы осмеливаетесь заявлять, что я убил Гарвэя! Я сто раз согласился бы сам умереть, чтобы…

Томми потерял самообладание, и слезы прервали его слова; он упрямо стиснул забы и повернулся спиной ко всем присутствующим.

Дэзи, глубоко потрясенная, быстро подошла к нему.

— Простите меня, Томми!

— Ладно уж, — проворчал мальчик. — Вы верите всему, что печатают изолгавшиеся мерзкие газеты. Однако прежде всего уложите старика в постель. Он наверное здорово устал.

Джон Маннистер все еще сжимал руку Фрэда и, захлебываясь от счастья, бормотал:

— Мой милый Фрэд, сын мой!

Других он, по-видимому, не узнавал. Не ответил он и на предложенные вопросы.

— Фрэд, вы его не мучьте, — учил Томми. — Бедный старик утерял память. Гарвэй надеялся со временем частично излечить его. Его нельзя переутомлять расспросами. Дайте ему поесть и уложите в постель.

Они последовали его совету; затем все снова собрались в кухне, чтобы выслушать рассказ Томми. Юноша передал им все, что произошло с того дня, как Этель должна была покинуть Нью-Йорк.

— Как мне благодарить вас, Томми! — сказал потрясенный Фрэд, когда Томми кончил. — Вы спасли жизнь моему отцу; я не сомневаюсь, что враги убили бы его!

— Я сделал это из любви к Гарвэю, — просто ответил Томми.

Теперь надо было разрешить вопрос, как быть с Томми. Он и тут не был в безопасности, потому что его приметы были расклеены и в Оливе.