Лоуренс Десбери - На берегах Гудзона. Избранные романы

Теряясь в догадках и терзаемый противоречиями, Гарвей возвратился в санаторий.

Этому состоянию его, очевидно, следует приписать то обстоятельство, что он на некоторое время забыл о необходимой осторожности.

Он занял свое место на веранде возле молодого Гендерсона, который, по обыкновению, начал неумолчно болтать о всевозможных предметах. Постепенно он перевел разговор на медицину и высказал какую-то бессмыслицу в этой области. Гарвей не выдержал и, нагнувшись к нему, заметил, что случаев, подобных тому, о котором он только что упомянул, вообще не бывает, и что симптомы, о которых он говорит, следует отнести на счет болезни спинного мозга.

— Как видно, вы очень много интересовались медицинскими науками, г. Гарди, — раздалось внезапно ядовитое восклицание, и Гарвей увидел, что за ним стоит д-р Брэсфорд.

В первое мгновение Гарвей опешил. Неужели он себя выдал? Однако он быстро овладел собой и ответил непринужденно:

— Брат мой — врач, и я, естественно, многое от него узнал.

— Для непосвященного человека ваши замечания довольно тонки, — сухо заметил Брэсфорд.

На этом разговор прекратился; однако, Гарвей с неприятным чувством заметил, как за ужином д-р Брэсфорд часто бросал взгляд в его сторону.

С вечерней почтой Гарвей получил письмо от Грэйс Мэтерс. Молодая женщина писала, что она на следующий день возвращается из Бостона и надеется скоро увидеть его. Сердечный тон письма заставил Гарвея забыть о всяких беспокойствах; он чувствовал себя счастливым.

Кроме того, д-р Брэсфорд, очевидно, раскаялся в своей резкости к Гарвею и решил загладить свою вину перед ним. После ужина он пригласил его к себе в кабинет на чашку чая и был с ним так предупредителен и любезен, что вскоре у Гарвея рассеялось всякое чувство недоверия к нему.

* * *

Луна стояла высоко на небе; издали, с колокольни деревенской церкви, глухо доносился бой часов, пробивших час ночи.

Самуил Каценштейн вынырнул из тени огромного старого орешника и, приблизившись к маленькой боковой калитке в стене парка, беспокойно стал вглядываться в темноту сада. Гарвей Уорд просил его быть у калитки к одиннадцати часам, чтобы узнать от него, благополучно ли доехала Этель Линдсей до виллы Лоу- кина, и вот прошло уже два часа, а Гарвея все нет.

Почему он не идет? Неужели заснул? Или, может быть, с ним что-нибудь случилось в этом проклятом санатории? Сильно обеспокоенный, ходил старый разносчик взад и вперед, напряженно прислушиваясь к малейшему шороху.

Когда на востоке стала заниматься бледная заря наступающего дня, Самуил Каценштейн бросил послед- ний взгляд на парк и, в предчувствии недоброго, весь дрожа от холода, побрел домой.

Гарвей Уорд не пришел. Что бы это могло означать?

Утром старый разносчик явился в санаторий и попросил позвать г. Гарди.

Швейцар ответил ему, что г. Гарви вчера вечером уехал.

Как пораженный громом, поплелся Самуил Каценштейн обратно. Ему казалось невозможным, чтобы Гарвей Уорд уехал, не дав ему об этом знать.

Вернувшись в город, он отправился на городскую квартиру Уордов — Гарвея там не было. Прислуга не могла сообщить, где он находится.

Грэйс Мэтерс, которую разносчик посетил после обеда, тоже ничего не знала о нем.

* * *

Гарвей Уорд проснулся, протянул руку, нащупывая лампу, чтобы зажечь ее, но испуганно отвел руку назад: он прикоснулся к холодному, влажному полу. Крутом царила глубокая тьма; воздух был сырой и затхлый.

«Это сон, — подумал он. — Сейчас я, наверно, проснусь».

Он встал — и ударился головой о потолок.

Это убедило его, что он не спит. Осторожно он начал продвигаться дальше, всюду нащупывая рукой низкий потолок. Он находился в подвале.

Бессильное бешенство охватило его; он тут заперт, не зная даже, где находится, он может тут умереть с голоду, и никто об этом не узнает. Жуткий страх овладел им при этой мысли.

Но кто же тот враг, что так зло пошутил над ним?

Доктор Брэсфорд? Но ведь вчера еще ему удалось заглянуть в самую глубину души этого человека; не ребенок же он, в самом деле, чтобы дать себя так одурачить; во всяком случае, он в состоянии разгадать человека, играющего комедию, прикрывающегося только маской честности. Кроме того, Брэсфорд не имеет решительно никаких оснований питать к нему вражду, он для него такой же пациент, как и все остальные, — безобидный Абель Гарди из Ст. — Луи.

Кто же посягает на его жизнь?

Единственный человек, которому хотелось бы убрать его с дороги, единственный человек, для которого он, Гарвей Уорд, представляет опасность — это убийца Джона Роулея.

Этот вывод привел его к другой мысли, к страшной мысли, от которой у него кровь застыла в жилах: раз его жизни грозит опасность из-за того, что он разыскивает убийцу Роулея, то ведь эта опасность грозит и жизни Грэйс. О бедном Самуиле Каценштейне, который так ревностно разыскивал убийцу, он совсем не подумал.

Гарвей вскочил, начал шарить по гладким стенам и с отчаянием принялся разрывать пол под ногами. Продолжая дальнейшие розыски, он, наконец, нащупал на потолке люк. Изо всех сил он налег на него, но напрасно — дверца не поддавалась.

В полном изнеможении опустившись на пол, он вдруг вспомнил о старом разносчике. Он хотел ведь встретиться с Каценштейном в одиннадцать часов у боковой калитки парка. Как это случилось, что он туда не пошел? Он попытался восстановить в памяти события прошедшей ночи. Приблизительно до десяти часов он беседовал с д-ром Брэсфордом, затем отправился в свою комнату. Почувствовав усталость, он прилег на кровать, чтобы немного отдохнуть до одиннадцати часов, и… проснулся здесь…

Маленькая искорка надежды осветила его сознание: Самуил Каценштейн наверно дожидался его в назначенном месте; обеспокоенный его отсутствием, он начнет наводить справки.

Гарвей питал большое доверие к уму и находчивости старого разносчика, он знал его настойчивую выдержку, — и уверенность в том, что Самуил Каценштейн пустит в ход все средства, чтобы найти его, была для него большим утешением. Однако, помощь пришла ему с другой стороны.

С наступлением вечера, у санатория остановился закрытый автомобиль. Из него вышел человек, которого служитель провел в кабинет д-ра Брэсфорда. Через несколько минут вошел доктор и, видимо, обрадованный появлением гостя, приветствовал его с особой сердечностью.

— Что случилось? — спросил гость. — Твое письмо было неясно и испугало меня.

— К нам пробрался шпион, и я боюсь…

— Что ты сделал с этим человеком? Где он?

— В настоящую минуту он обезврежен. Но я нахожусь в крайне неудобном положении.

Вновь прибывший пожал плечами.

— Я всегда опасался твоей неосторожности и предупреждал тебя.