Лоуренс Десбери - На берегах Гудзона. Избранные романы

Гарвея передернуло; он почувствовал, что какая-то холодная рука потянулась к его сердцу. Убийство и преступление, — слова эти звучали так чуждо здесь, среди солнечного света, в счастливом уединении.

— Мы должны пойти по этому следу, — настаивал Каценштейн.

Гарвей встрепенулся. Он увидел, что глаза разносчика смотрят на него с упреком, и угадал его мысли:

«Теперь, когда ты счастлив, тебя уже больше не беспокоит твой неотомщенный друг».

Он покраснел: старик прав, он не имеет права ставить свои личные чувства выше всего, он должен их отодвинуть на задний план.

— Да, да… — ответил он поспешно и вновь взял в руки талисман. Это был предмет тонкой восточной работы; крошечное лицо было искусно вырезано из самоцветного камня и отличалось редкой выразительностью.

— Приходилось вам видеть когда-нибудь такую вещь? — спросил Самуил Каценштейн.

— Нет.

— Если бы мы только знали, чего тут недостает, — всего ли тела или только бюста, нам было бы легче искать.

— Мне помнится, я где-то видел изображения индийских богов, — произнес Гарвей в раздумье. — Мне кажется, они часто изображаются о двух головах.

— Стало быть, недостает одной головы?

— Я этого не знаю наверняка, я могу и ошибаться.

— Может быть, вы знаете кого-нибудь, кто имеет коллекцию таких вещей? Можно было бы сравнить.

Гарвей задумался.

— Да, у сенатора Бонхэда знаменитая коллекция индийских редкостей.

— А вы знакомы с этим сенатором?

— Да.

— В таком случае задача очень проста. Зайдите к нему и осмотрите коллекцию.

Гарвей поморщился.

— Он живет на краю света, где-то на озере Эри, и там у него коллекция на даче.

— В двадцать четыре часа вы можете съездить туда и обратно, — заметил старый разносчик.

— Еще скорее, если я возьму гоночную машину. Но, быть может, вы бы могли… если я вам дам письмо к нему?..

— Неужели вы в самом деле думаете, г. Уорд, — спросил Каценштейн с иронией, — что этот сенатор покажет свою коллекцию какому-то незнакомому старому еврею? Меня вообще не пустят к нему в дом. А если, сверх того, мне и удалось бы туда проникнуть, то я ничего не смыслю в подобных вещах. Нет, нет, г. Уорд, вам придется ехать самому.

Тяжело вздохнув, Гарвей подчинился своей участи.

— Хорошо, я поеду, но только, если жена ничего не будет иметь против.

Грейс слегка побледнела, когда Гарвей сказал ей, что он должен уехать на целые сутки; она бросила вопросительный взгляд на Каценштейна.

— Это… это связано с…

Она остановилась, не желая назвать имя.

Гарвей кивнул, и Грэйс быстро заговорила о другом.

Весь вечер она была очень тиха и подавлена; щеки ее, на которых в последние дни появилась краска, вновь побледнели, и под глазами легли глубокие тени. Она жаловалась на головную боль, впервые после той ужасной ночи. Гарвей наблюдал с тревогой; но когда он предложил, если она себя плохо чувствует и не желает оставаться одна, отложить на несколько дней поездку, она поспешно возразила:

— Нет, нет, я предпочитаю, чтобы ты отделался от этого как можно скорее. Я даже думаю, что мне полезно будет остаться на день одной.

Гарвей долго еще сидел за своим письменным столом, разглядывая талисман. Когда он сказал разносчику, что никогда еще не видел такой вещи, он говорил правду. Теперь, однако, ему стало казаться, что он уже где-то видел подобное украшение, маленькое индийское божество. Но где? Когда? Он ломал себе голову над этим вопросом. Он ясно представлял себе это украшение. Но видел ли он его на живом человеке? На шее у женщины, или на часовой цепочке у мужчины? Или, может быть, в окне ювелирного магазина? Он никак не мог вспомнить. Возможно и то, что он видел только изображение этой или подобной вещи в какой-нибудь книге. Но странное дело: каждый раз, когда он вызывал в памяти представление о виденном украшении, оно появлялось перед ним в движении. Это, несомненно, не что иное как самовнушение. Но какие странные бывают иногда мысли! В сущности, это легко объяснимо. С тех пор, как он возвратился из Европы, его все время окружают какие-то тайны: убийство Джона Роулея, бесследное исчезновение убийцы, приключения в санатории, непостижимое поведение Грэйс в ту ночь.

Перед сном он тщательно завернул талисман в шелковую бумагу и положил к себе в бумажник.

* * *

Чуть забрезжило утро, Гарвей отправился в путь; день выдался прекрасный, дорога была хорошая, и ничто не мешало ему развить самую большую скорость. Автомобиль мчался, оставляя позади деревни, реки, озера и города.

Сенатор принял его очень приветливо и тотчас же повел в большую залу, где была его коллекция.

После долгих поисков и сравнений, Гарвей нашел индийский талисман, похожий на тот, от которого разносчик принес отломанную часть. Это был индийский божок о двух головах, красиво вырезанный из слоновой кости.

«Каценштейн будет рад, — думал Гарвей, беглыми штрихами набрасывая рисунок талисмана. — Хотя я не знаю, почему он придает ему такое большое значение. Талисман мог принадлежать Джону Роулею так же, как и его убийце, и мог быть сорван во время борьбы с часовой цепочки Джона. Хотя, в таком случае, если только Джон не разбил его раньше, должна была бы отыскаться и недостающая часть».

Несмотря на настояния сенатора, Гарвей не остался ни минуты лишней. Его потянуло домой, он соскучился по Грэйс, и, кроме того, какое-то чувство тревоги влекло его обратно.

Спустилась темная летняя ночь. Он рассчитывал вернуться домой к пяти часам утра, но повреждение автомобиля задержало его в дороге, и он приехал в охотничий домик только в одиннадцатом часу.

Грэйс еще спала. Он тихо вошел к ней в комнату. В утреннем свете ее нежное лицо было покрыто легкой бледностью. Он наклонился над ней; она заметалась на кровати: видимо, ей что-то снилось. Ее губы шевелились. Затаив дыхание, Гарвей прислушался и разобрал слова:

— Да, письмо для Мюриэль Брайс.

Глубоко вздохнув, она замолчала.

Мюриэль Брайс — женщина, которая, по словам Джэка Бенсона, убила Роулея!

Глубокая жалость охватила Гарвея. Бедная Грэйс! Она избегает говорить о Джоне и убийстве, боится наверно, что ему разговор об этом неприятен, но во сне кошмар преследует ее. Это доказывает, насколько она втайне страдает.

Гарвей бесшумно удалился к себе в кабинет. Отсюда он позвонил и велел приготовить ванну.

— Здесь получены для вас телеграммы, г. Уорд, — сказал служитель. — Они лежат на письменном столе.

Гарвей подошел к столу и увидел на подносе четыре телеграммы. Он вскрыл их; на всех одна и та же подпись: «Этель».

Он прочел их по порядку:

«Приезжайте немедленно, случилось неожиданное. Этель».

«Приезжайте немедленно, не могу здесь дольше оставаться. Этель».