Лоуренс Десбери - На берегах Гудзона. Избранные романы

«Почему не приезжаете? Торопитесь. Этель».

«Меня выдали. Приезжайте. Этель».

Гарвеем овладела сильная досада. Что этой девице нужно от него? Она хорошо устроена на вилле Лоукина и не имеет никаких оснований досаждать ему своими истерическими страхами. Он телеграфирует ей, чтобы она успокоилась и не тревожила его, или пошлет к ней Каценштейна, — это будет еще лучше.

Он стал раздеваться. Как только он направился в ванную, на письменном столе задребезжал звонок телефона. Быстро он схватил трубку и, узнав голос Этель Линдсей, покраснел от гнева.

Однако, она, по-видимому, сообщила ему действительно что-то важное, потому что постепенно его лицо приняло серьезное выражение, и, наконец, он ответил:

— Да, я приеду. Буду у вас приблизительно через два часа.

Поспешно приняв ванну, он опять зашел в комнату Грэйс. Она все еще спала.

— Когда г-жа Уорд проснется, — приказал он горничной, — скажите ей, что я вернусь около двух часов пополудни.

И, не позавтракав даже, он поехал немедленно в Б.

Этель Линдсей встретила его в саду и рассказала, что накануне к ней приехала какая-то молодая дама, назвавшаяся племянницей д-ра Грахама. Когда они сидели в салоне и беседовали, гостья выхватила револьвер и выстрелила в нее, но промахнулась. Этель при виде наведенного на нее револьвера упала в обморок, а, когда очнулась, служитель рассказал ей, что, прибежав на шум выстрела, он столкнулся в передней с неизвестной, которая ему впопыхах объяснила:

«Мисс Линдсей пыталась застрелиться, я привезла ей печальную весть; прежде чем я успела помешать ей, она спустила курок. Я сейчас же еду за врачом».

— Само собой разумеется, он дал ей уехать, — закончила Этель свой рассказ.

— Как выглядела эта женщина?

— Она стройная, розовая, с вьющимися светлыми волосами и большими серыми глазами. Она была в светло-голубом платье.

Гарвей невольно вздрогнул: этот образ показался ему знакомым.

Этель Линдсей передала ему конверт, выпавший из золотой сумочки незнакомки и найденный служителем после ее ухода.

На конверте было написано только имя: Мюриэль Брайс.

* * *

В продолжение всего обратного пути Гарвею казалось, будто мотор беспрестанно выстукивает слова: «Мюриэль Брайс, Мюриэль Брайс».

Кто эта таинственная особа, которую в течение такого долгого времени безрезультатно разыскивают он сам, Каценштейн и приглашенный сыщик?

И что общего имеет эта женщина, в которой Джэк Бенсон подозревает убийцу Джона Роулея, с Этель Линдсей? Кто послал ее убить эту девушку?

Он решил по дороге заехать на завод своего отца, чтобы поговорить с Бенсоном. Без посторонней помощи они с Каценштейном не могут справиться с этим делом. Подъехав к заводу, он увидел, что, несмотря на то, что обеденное время еще не наступило, работы приостановлены. Несколько рабочих расхаживали перед фабрикой взад и вперед как бы на часах.

Вдруг он вспомнил слова Бенсона. Ну, конечно: забастовка! Письмо его к отцу оказалось безрезультатным, и рабочие решились на выступление.

Эти люди поставлены здесь на дежурство от бастующих.

Гарвей подошел к одному из рабочих и спросил о Бенсоне. Тот недоверчиво оглядел его и полюбопытствовал:

— Зачем вам понадобился Бенсон?

— Мне надо поговорить с ним.

Рабочий изумился:

— Разве вам неизвестно? Вот уже два дня, как Бенсон исчез.

Гарвей схватился за голову. Не сошел ли он с ума? Где он находится? Что творится вокруг него?

— Что вы сказали? — переспросил он в замешательстве.

Рабочий повторил:

— Бенсон исчез два дня тому назад.

Ни слова ни говоря, Гарвей повернулся и пошел к автомобилю. С болезненным напряжением пытался он собрать свои мысли, внести какую-нибудь ясность в дикий хаос, царивший в его голове, но имена и события безнадежно перемешались и безудержно носились перед ним: Джон Роулей, Брэсфорд, Этель Линдсей, Джэк Бенсон и все вновь и вновь — Мюриэль Брайс.

Грэйс встретила мужа с нескрываемой радостью; она была весела, и Гарвей почувствовал большое облегчение, застав ее в таком настроении.

Он ничего не стал ей рассказывать о происшедшем. Он чувствовал, что ему нельзя теперь об этом больше думать, что он должен отдохнуть от всех этих треволнений, дать своему мозгу покой. Завтра он вызовет Каценштейна, поговорит с ним обо всем и обсудит дальнейшие шаги, ибо откладывать больше нельзя, пришло время действовать.

После обеда разыгралась буря. Стало холодно. Грэйс велела затопить в маленьком салоне камин, перед которым они уселись, беседуя. Закрытая абажуром лампа разливала розовый свет по комнате, придавая ей уютный вид.

Внезапно молодая женщина сказала:

— Здесь в лесу так хорошо, так спокойно и тихо. Мне страшно при мысли о возвращении в город. Мне хотелось бы остаться здесь не только до конца лета, но и на осень и даже на всю зиму.

— И ты не стала бы скучать?

— Нет, если ты будешь со мной. — Она покраснела и смущенно прошептала: — Я должна это тебе все-таки сказать, Гарвей. Знаешь, я ошибалась, когда думала, что могу питать к тебе только дружбу. Я… — Она запнулась.

Он подошел к ней и заключил ее в свои объятия.

Потом она спросила его:

— Ведь ты можешь так же хорошо работать и здесь, не правда ли?

— Конечно. Я доставлю сюда свои книги и все, что мне необходимо.

На следующий день пришел Самуил Каценштейн, вызванный в охотничий домик по телефону, и мужчины заперлись в кабинете Гарвея.

Молодой человек рассказал разносчику о случившемся. Тот выслушал его внимательно.

— Очень хорошо, что нам попал этот конверт, — заметил Каценштейн, когда Гарвей замолчал. — Он наведет нас на след.

— Но ведь на нем ничего не значится, никакого адреса, только слова: «Мюриэль Брайс». Конверт этот, очевидно, находился в другом конверте, так как он остался совершенно чистым.

Самуил Каценштейн взял конверт в руки и посмотрел на свет.

— Странные водяные знаки, — пробормотал он. — Они состоят из каких-то цифр. У вас зрение получше, посмотрите-ка вы.

— Да, это цифры, — сказал Гарвей, внимательно вглядевшись. — 11, 21, затем следует черта, 11, 12, 21, 24, опять черта, и, наконец, последний ряд цифр: 11, 12, 1, 14.

— Подобных водяных знаков мне ни разу еще не приходилось видеть, — заметил старый разносчик.

— Мне тоже. Большей частью водяные знаки представляют собой какой-нибудь рисунок или начальные буквы названия бумажной фабрики. Отметьте, пожалуйста, эти цифры, пусть сыщик разузнает, существует ли в стране бумажная фабрика, которая имеет такой водяной знак. Приметы убийцы слишком общи, чтобы они могли принести нам какую-нибудь пользу. Стройные женщины, блондинки с серыми глазами, насчитываются в Нью-Йорке тысячами.