Лоуренс Десбери - На берегах Гудзона. Избранные романы

«Бритон» не упоминал только об одном — каким образом было совершено преступление. Следствие установило, что Генри Кардиф не был отравлен, на теле не было найдено ни ран, ни других следов насилия. Убитый был здоровый человек и, по словам лакея, прекрасно чувствовал себя за двадцать минут до смерти. Это было самым загадочным происшествием в Лондоне за последние десять лет.

Правосудие, устами «Бритон’а», говорило: «Наш знаменитый, известный всем сыщик мистер Джонсон напал на след преступника, арестовал его, и нужно надеяться, что ему удастся восстановить точную картину убийства».

Джонсон сидел у себя в комнате и писал. Великий человек, — никогда еще он не сознавал в такой степени своего величия, — он был полон самых лучших чувств ко всему миру, к Крегану, потому что он не удрал, к Кардифу, потому что он позволил себя убить и, таким образом, дал возможность Джонсону показать свой необычайный ум. Но, главным образом, он был доволен собой, Джонсоном, королем сыщиков, источником мудрости.

Слуга принес вечернюю почту; Джонсон получил два письма. Одно, от доктора Торнтона, очень обрадовало его. Он бережно спрятал это письмо в ящик, в котором находились документы, относящиеся к делу Кардифа, и вскрыл второе. Письмо было написано на пишущей машинке и без подписи. Джонсон прочел его раз, другой, громко засмеялся, взял в третий раз в руки и прочел вслух:

«Господину С. Джонсону, Скотланд-Ярд», Милостивый государь.

Вы губите невиновного. Аллан Креган невиновен. Когда он 12-го декабря покинул Бриар-Манор, мистер Кардиф был совершенно здоров. Не бросилось ли вам в глаза, что на теле убитого нет ни следов отравления, ни ран? Генри Кардиф погиб не от человеческой руки, а от неведомой силы, силы, не имеющей себе равной на земле. Я могу доказать правильность своих слов. Отправьтесь завтра после полудня в Бриар-Манор, обыщите библиотеку и убедитесь в том, что никто там не спрятан. Заприте в комнате собаку. Следите за тем, чтобы никто не входил. Затем через полчаса снова войдите в комнату. Вы найдете собаку мертвой — на ее теле не будет никаких ран. Но никто не должен входить в комнату, пока пройдет полчаса. Не думайте, что вы можете обмануть силу, повелевающую жизнью и смертью. Я могу доказать правоту своих слов только в том случае, если собака будет одна в комнате. Завтра, 23-го декабря, между пятью и шестью часами я вам докажу, что Аллан Креган невиновен. Не забывайте: никто не должен входить в комнату, прежде чем не пройдет полчаса».

Джонсон усмехнулся.

— Какая наглость! Кто бы мог быть автором этого глупого письма? Быть может, мисс Кардиф, желая спасти своего жениха? Неужели она действительно думает, что Джонсон позволит ввести себя в заблуждение подобной бессмыслицей?

Он снова зажег трубку и задумчиво взглянул на письмо.

«Может быть, пойти туда завтра? — подумал он. — Хотя бы для того, чтобы убедиться в том, что все это сплошной вымысел. Какая-то неведомая сила. Почему не рука провидения, не злой дух? Если я туда пойду, то я буду смешон; если же я не пойду туда, то у меня всегда будет чувство, что я что-либо упустил, и я всю жизнь буду упрекать себя. Да, я пойду для того, чтобы вывести их на чистую воду.»

На следующий день, в сопровождении большого дога, он вошел в библиотеку Бриар-Манора. Он тщательно обыскал всю комнату, убедился, что в ней никто не спрятан и что нет никакой потайной двери. Затем посмотрел на часы. Было без пяти минут пять. Джонсон усмехнулся.

— Посмотрим, что теперь произойдет.

Он решил не считаться с запрещением автора письма и остаться в библиотеке.

Он подошел к двери и сказал полицейским:

— Максвелл, Стронг, оставайтесь на своих постах. Я скоро вернусь.

Затем он потушил электричество, бесшумно прошел в глубину комнаты и сел в кресло. Он вынул револьвер и стал вглядываться в темноту.

Царила глубокая тишина. Дог спокойно лежал у камина и ровно дышал.

«Как странно, — думал Джонсон, — вот я опять сижу в той самой комнате, в которой погиб Кардиф».

В комнате стало светлее. В окно проник бледный голубой луч, скользнул по письменному столу и осветил собаку.

Джонсон ждал. Тишина. Не было слышно ни звука. Сыщик насмешливо улыбнулся. Какой он дурак, что пришел сюда; разумеется, ничего не произойдет. Это, ведь, можно было предвидеть. Вдруг слабый шум привлек его внимание. Собака вскочила и стала бегать по комнате и обнюхивать углы. При свете голубого луча Джонсон заметил, что у собаки поджат хвост и что она сильно дрожит. Собака завыла. Потом стала дико метаться по комнате, точно погоняемая смертельным страхом.

Нервы Джонсона были напряжены до крайности. Неужели нельзя положить конец этому отвратительному визгу? Он по полу подполз к собаке, стал гладить ее и шептать ей успокоительные слова. Собака хотела его укусить, потом подняла голову и посмотрела остановившимися от ужаса глазами на противоположную стену. Джонсон посмотрел по направлению ее взгляда. Ничего. А собака продолжала визжать. Джонсон почувствовал, что руки его леденеют. Неужели этот пес никогда не замолчит? Вдруг собака вскочила, не переставая глядеть на стену, и начала лаять и выть. Джонсон бросился к двери и зажег свет.

В комнате стало светло, и сыщик направился к стене, на которую смотрела собака. Ничего. Он вторично обыскал комнату. Ничего. Он подозвал собаку. Виляя хвостом, она подошла к нему и, по-видимому, совершенно успокоилась.

Джонсон выругался. Он дал себя обмануть, как последний дурак. Он, знаменитый сыщик Скотланд-Ярда.

— Черт возьми эту проклятую девчонку! — громко сказал он и посмотрел на часы. Было без десяти шесть. Он сел за письменный стол и стал рассматривать расставленные на нем вещи. Его взгляд остановился на фотографии Винифред, весело улыбавшейся ему из белой рамки.

— Продолжайте улыбаться, моя милая, — проговорил он сердито. — Дайте на себя поглядеть. Благодаря этой невинной улыбке, вы скрываете всю свою хитрость и изворотливость.

Он взял карточку в руки и стал рассматривать ее. Когда он хотел поставить ее на место, то заметил между стеклом и рамкой что-то белое. Он стал трясти карточку и из нее выпал маленький пакетик.

— Черт возьми! Ведь это, вероятно, тот самый яд, который мы напрасно ищем.

Эта мысль прорезала его мозг, как молния.

— Хорошо спрятано; кто бы стал его тут искать!

Он, не отрываясь, глядел на пакетик, который считал залогом своей победы и — надо отдать справедливость Джонсону — залогом торжества справедливости и закона.

В дверь постучали, — вошел полицейский.

— Пять минут седьмого, мистер Джонсон. Мы начали беспокоиться за вас.

— Все в порядке, Стронг, можете оба идти домой. Но прежде отведите эту собаку ко мне.