Оса Авдич - Эксперимент «Исола» [litres]

Мы с Лоттой промолчали. Врыв, кажется, лишил Юна последних сил; он снова сел на стул и потерянно уставился на Лотту.

– Телефон, значит. Почему ты ничего не сказала?

– Может, потому, что у меня с самого начала был строгий приказ молчать о нем?

Казалось, Лотта вот-вот расплачется, как в конце долгой ссоры на повышенных тонах.

– За кем ты должна была следить и в чем отчитываться? – спросил я.

– Забавно, что именно тебя это интересует. – Она повернулась ко мне, прищурилась.

– Почему?

– Потому что я должна была следить за тобой .

Ситуация выскользнула у меня из рук, словно мыло в ванне.

– За мной?

– Да, за тобой.

Пытаясь выиграть время и вернуть себе инициативу, я встал со стула и подошел к кофеварке. Повернувшись спиной к остальным, я взял колбу и медленно налил себе чашку, одновременно лихорадочно соображая.

– Почему? – спросил я, все еще стоя спиной к сидящим.

– После всего, что я услышала – именно ты должен оказаться Черным Петером, непредсказуемым кандидатом. – В голосе Лотты звучало легкое злорадство.

Я прикрыл глаза рукой. Это уж слишком. Такого я не ожидал. Я проклинал секретаря с его любовью к таинственности. Насколько мне было бы легче, если бы я знал все это с самого начала.

Лотта продолжала, теперь в ее голосе звучали истеричные нотки:

– Вот ты рассказываешь про какое-то загадочное военное задание, выполняя которое ты привез оружие на остров. Скажи мне, почему я не должна считать убийцей тебя ?

Теперь я точно потерял контроль над ситуацией; надо было срочно вернуть его. Я шагнул к Лотте, но она попятилась, и ее голос сорвался на фальцет.

– Не подходи! Это ты! Господи, это же ты! Какая я дура! Как я могла этого не понимать? Ты был с Анной, ты был в море с Полковником, это ты, ты, ты, ТЫ, ТЫ, ТЫ, ПРОКЛЯТЫЙ УБИЙЦА, УБИЙЦА!

Я шагнул к Лотте и дал ей пощечину. В наставшей после удара изумленной плотной тишине я взял ее лицо в ладони и, пристально глядя ей в глаза, сказал со всем спокойствием, на какое только оказался способен:

– Я не убийца.

Лотта уставилась на меня. Вытаращенные в панике глаза едва не вылезали из орбит. Не позволяя ей отвести взгляд, я повторил тихо и спокойно:

– Я не убийца. Ты должна мне верить.

Лотта вдруг обмякла и опустила взгляд.

– Прости, – прошептала она. – Прости. Мне так страшно.

Я продолжал держать ее, уже не так жестко. Мне казалось, что, поддерживая ладонями ее голову, я удерживаю все ее тело.

– У тебя есть полное право бояться. В такой напряженной ситуации обычных реакций не бывает. Но если мы хотим выбраться отсюда живыми, мы должны поддерживать друг друга. Нам надо продержаться до завтрашнего вечера, пока не придет катер – он сейчас наша единственная надежда.

– Если катер придет. – У Юна был голос сломленного человека. – Кто знает, что здесь творится на самом деле? Может, нас просто собрали тут, чтобы избавиться ото всех разом. Что через несколько дней напишут в газетах? Крушение самолета? Автокатастрофа? Вы об этом подумали? Может, кто-то решил поквитаться с нами? Может, никакого проекта вообще не существует?

Я почувствовал, как по салону снова расползается паника. Лотта дрожала всем телом. Я постарался перехватить инициативу.

– В любом случае мы пока ничего не можем сделать. Сейчас ночь, темно, мы никого не найдем, даже если станем искать. Предлагаю прилечь – всем в одной комнате. Или каждый у себя, за запертой дверью, или все спят в одной комнате. Как только рассветет, мы еще раз обыщем остров, будем искать Франциску и остальных. А сейчас мы слишком устали и слишком напуганы. Чтобы что-то сделать, нам нужны отдых и свет.

Я посмотрел на одного, потом на другого. Две пары испуганных, уставших, покрасневших глаз уставились на меня в ответ. Юн коротко кивнул. Лотта так и стояла рядом со мной; она прислонилась ко мне и тронула меня за руку. Кажется, мне удалось успокоить ее, и она хотя бы не думала больше, что я собираюсь убить ее.

– Можно мне лечь спать у тебя? – очень тихо спросила она.

– Конечно. А ты как? – Я повернулся к Юну. – У меня на полу достаточно места.

Он помотал головой.

– Я уж к себе.

– Запри дверь.

– Напоминать не обязательно.

Он встал со стула и, неожиданно тяжело ступая, вышел из кухни. Мы с Лоттой стали подниматься по лестнице следом за ним.

Когда они ушли наверх, я осталась стоять в кухонной стене. Надо было привести в порядок дыхание и мысли. Подняться следом за Генри, Юном и Лоттой? Или спуститься в подвал и попытаться осмыслить все, что я только что услышала? У меня голова шла кругом. Я словно оказалась на маскараде, где участники внезапно сняли маски – лишь для того, чтобы продемонстрировать оказавшиеся под ними новые, несуразно-уродливые. Следила ли Лотта за Генри? Следил ли Генри за мной? Или Юн прав и кто-то хочет избавиться от всех нас разом? Но почему? Дикое предположение, но сейчас оно – единственное объяснение происходящему. Версии возникали и лопались, как мыльные пузыри. Я усиленно задышала, мне казалось, что я сейчас потеряю сознание. Мне вдруг стало тесно в стенах, они словно медленно сдавливали мне грудь. То самое, хорошо знакомое мне чувство – словно тонешь внутри, в своем собственном теле.

Я поняла: надо выбираться, пока паническая атака не накрыла меня с головой, и мелкими шажками двинулась в стене вниз. Ввалившись в подвал, я встала на четвереньки, тяжело дыша. Голова кружилась, трахея казалась перетянутой, но чем больше я старалась вдохнуть, тем сильнее кружилась голова. Губы начали неметь, руки теряли чувствительность. Я знала, что со мной происходит, но остановить это не могла.

Я легла на пол в позе эмбриона и попыталась проследить взглядом за контурами плинтуса – в точности как я научилась. “Дыхание по квадрату”, так это называлось в какой-то книжке по саморазвитию, которой меня снабдили, когда панические атаки в Кызылкуме пошли одна за другой. Иногда это помогало, но сейчас применять такой трюк было уже поздно. От лежания на боку меня затошнило, я хотела повернуться на живот, но стало еще хуже. Я чувствовала себя так, будто каждой части тела, каждому органу, каждой клетке хотелось блевать. Я хотела сесть, но голова кружилась слишком сильно, и я осталась лежать на спине, согнув ноги и растирая лицо руками, словно чтобы убедиться, что я никуда не исчезла.

Из-за желтого света казалось, что подвал стал меньше и каким-то тесным. Я попыталась прогнать мысль о том, что кислород кончается, но не вышло. Вот что отвратительно в панической атаке: стоит подумать о чем-нибудь – и уже кажется, что это правда, насколько бы невероятной, нереалистичной ни была мысль. Сердце трепыхалось, как у мыши. Потолок опускался все ниже, дышать становилось все труднее, перед глазами поплыли черные пятна. Я снова скорчилась в позе эмбриона и постаралась сфокусировать взгляд на стенных часах; шли минуты – десять, пятнадцать, тридцать. Ужас накатывал волнами и отступал, но не уходил.