Оса Авдич - Эксперимент «Исола» [litres]

И тогда пришла мысль о пузырьке с таблетками, который я прихватила в медпункте. Или помнила о нем все это время? Неужели я просто ждала подходящего случая, чтобы открыть пузырек? Идеального предлога?

Из Кызылкума я вернулась с зависимостью от препарата под названием FLL. Во всяком случае, так говорили врачи. Сама я была в этом не так уверена. Эти таблетки дал мне в палаточном госпитале один из врачей, когда я пожаловалась на сложности с концентрацией внимания: чем больше ситуация в Кызылкуме выходила из-под контроля, тем труднее мне было делать дела по порядку. Головная боль после взрывов могла продолжаться неделями. В голове постоянно шумело, все громче и громче. Врач, давший мне таблетки, объяснил, что это экспериментальное лекарство для людей, у которых диагностировали серьезные проблемы с концентрацией. Еще он объяснил, что лекарство только проходит испытания; даже при том, что на большинство испытуемых лекарство оказало положительное воздействие, никто не знает, каков долговременный эффект. Но неприятность с препаратом FLL заключалась не в том, что оно не прошло достаточного числа клинических испытаний, чтобы его признали пригодным для домашнего лечения; самая жуть была в том, что оно отлично работало. Мой внутренний мир больше не вертелся колесом; он улегся в голове, идеально упорядоченный и рассортированный. Я вдруг обрела способность оставаться сосредоточенной до тех пор, пока дело не будет окончено, даже если вокруг меня царил хаос.

Первое время я принимала таблетки только в особенно тяжелых обстоятельствах. Удивляться тут нечему. Другие пили – я не пила. Раньше я, бывало, спасалась алкоголем, но не решалась делать это сейчас, потому что становилась неуклюжей, страдала от похмелья, а моя тревожность только возрастала. К тому же от алкоголя голова болела еще сильнее. А у этого препарата вообще не было побочных эффектов. Зато мне нравилась пленка, которая образовалась между реальностью и мной и благодаря которой вещи отодвинулись на некоторое расстояние и с ними стало проще разобраться; я почувствовала себя более спокойной и сосредоточенной, мне больше не мешали мысли, которые безостановочно вертелись в голове, как белка в колесе. Со временем мне стало казаться глупым, едва ли не безответственным воздерживаться от таблеток, позволявших мне работать настолько эффективно. Во мне нуждались другие люди. И я начала принимать таблетки ежедневно. Я не ощущала зависимости. В спокойные дни мне ничего не стоило от них отказаться.

Со временем стало ясно, что есть и обратная сторона. Я не могла спать. Вместо того чтобы расслабиться, я лежала, глядя в потолок, и продолжала раскладывать существование по тысяче ящичков. Чувствуя себя вымотанной, я стала принимать снотворное, чтобы сбавить обороты. Видимо, где-то здесь я и сошла с рельсов. Мысли становились все более сумбурными, руки тряслись. Чтобы избавиться от этой дрожи, я начала принимать другие таблетки. В эти же дни обстановка и в районе, и в самом лагере накалилась, стала опасной. У меня то и дело возникали конфликты с военными – они просто хотели забросать район бомбами и сровнять его с землей. Люди избегали меня. Я совершила несколько ошибок. Сначала простительных, потом – непростительных.

Когда меня в конце концов отправили домой, в больницу, мне говорили, что меня лечат от зависимости. Я подчинялась врачам, но втайне все же не верила, что проблема действительно в FLL.Оказалось не так уж трудно покончить с этими таблетками, особенно когда власти пригрозили отнять у меня Сири насовсем, если я не пройду программу “Двенадцать шагов”. Центр по лечению зависимостей, в который меня в итоге перевели, был, наверное, самым депрессивным местом из всех виденных мной, включая палаточный лагерь в Кызылкуме. На групповых психотерапевтических сессиях шахтеры из Кируны, хлюпая большими сизыми носами, плакали, что пропили семейную “вольво”, а молодые партийцы разнюнивались из-за того, что, увлекшись импортным кокаином, потеряли руководящие должности.

Я лгала на этих сборищах. Лгала, как не лгала еще никогда. Никогда в жизни я не играла столь блестяще – плакала, дрожала, то отказывалась признавать свою проблему, то переживала инсайты; мне аплодировали стоя в благодарность за мой труд. Никто меня не раскусил. Или же раскусили полностью, но на самом деле не особенно заинтересовались увиденным. Мне было все равно; благодаря вранью я выписалась и вернулась в свою квартиру и к своей прежней работе. Когда я покидала клинику, стоял октябрь, время, когда дневной свет даже не пытается пробиться сквозь тучи. Я стояла в кругу, и каждый говорил мне прощальные слова. Мы обнялись и – так уж было положено – обменялись телефонами и адресами. Дома я отправила все эти бумажки в мусорное ведро и тут же наведалась к мусоропроводу. Мешок, задевая стенки, улетел вниз со свистом, словно я открыла портал в космос.

Потом начались будни, совершенно бесцветные. Я вернулась на работу, но довольно скоро, сославшись на свое состояние, попросила менее ответственные задания. Можно сказать, занималась сортировкой скрепок. День за днем. Остальные делали вид, что все как всегда, но я замечала: они наблюдают за мной и избегают меня – так объезжают автоаварию, на которую все-таки не могут не смотреть. Иногда мне звонили из газет, чтобы взять у меня интервью, или с телевидения с просьбой прокомментировать положение в Кызылкуме, но я просто вешала трубку. Иногда я, выдавая себя за собственную секретаршу, писала электронные письма, в которых сообщала, что нуждаюсь в покое; в причины я не вдавалась. Иногда я писала, что я, к сожалению, в командировке. Люди понимали, что это блеф, но мне было все равно. Сразу после работы я ехала домой и весь вечер сидела одна. Иногда я думала о Генри. Была зима, и темень стояла круглые сутки.

По выходным и в среду вечером я ехала навестить Сири и Нур. Каждый раз я искала предлога избежать визита, хотя бесконечно тосковала по Сири. И всегда ехала. Мы с Нур никогда не обсуждали всерьез, когда Сири вернется ко мне. Иногда я замечала на себе взгляд Нур, когда та думала, что я не смотрю. Еще я замечала, что она как будто с неохотой оставляет меня наедине с Сири. Ее-то обмануть было невозможно.

Я подползла к своей одежде, нашарила в кармане пузырек с таблетками и высыпала в ладонь целую горсть. Какое знакомое ощущение: как будто таблеткам давно пора было оказаться у меня в руке, как будто они всегда должны быть со мной. Голубые кружочки лежали у меня на ладони. Они дорого мне обошлись, врачи и психотерапевты из клиники лечения зависимостей говорили, что таблетки едва не сломали мне жизнь. Я отогнала эту мысль и ссыпала таблетки в рот. С трудом проглотила и стала как всегда ждать, когда уляжется паника. Освобождение – словно морской отлив, словно уходит гроза. Я снова легла на бок. Надо выждать, подышать. Паника понемногу утихала, но не так, как я рассчитывала. Я странно себя чувствовала; голова сделалась легкой, будто воздушный шарик. Стало трудно ориентироваться в комнате. Вдруг у меня не та переносимость, что раньше, когда я принимала таблетки каждый день, а иногда и по нескольку раз в день? А ведь я проглотила целую горсть, и неизвестно, как они на меня подействуют. Но в любом случае мне стало лучше. Все было лучше по сравнению с тем, что я испытала только что.