Теодора Госс - Европейское путешествие леди-монстров

Беатриче кивнула. Взяла со стола один из тросов. К нему было приделано что-то похожее на замок.

– Ими нас тоже снабдил граф. Очевидно, они достаточно прочны, чтобы удержать вампира.

– По крайней мере, в теории, – сказала Мина. – Они сделаны из того же материала, что и тросы фуникулера на Замковом холме. Влад сам понесет их в заплечном мешке. Связывать вампиров – это будет его обязанность. Позже поговорим о том, кто какой вид оружия предпочитает. У кого-нибудь есть вопросы?

– Где Хохо? – спросила Диана.

– Аттила ее купает, и, будем надеяться, себя тоже немного приведет в порядок. А теперь, если никто не хочет ужинать хлороформом или раствором паприки, предлагаю убрать все это на буфетный стол. Я велела сегодня подать ужин пораньше – вы все полдня пробегали и, думаю, проголодались. Сегодня делать больше нечего – только завтра, когда в Академии наук никого не будет и мы сможем, как говорят в Америке, прозондировать обстановку. А пока предлагаю поговорить о чем-нибудь другом. Нужно проветрить головы хотя бы ненадолго, иначе сойдем с ума, как Люсинда!

Мэри только рада была поговорить о чем-нибудь другом. За ужином – превосходным, как и все трапезы в доме графа Дракулы, и это при том, что сам хозяин ничего не ел, – Кэтрин рассказывала о цирковых артистах и их номерах: о мадам Зоре, о зулусском принце, о мальчике-собаке Саше. Все гадали, зачем же Саша вытащил из чемодана телеграмму Ирен Нортон. Может быть, люди из Société des Alchimistes его подкупили или шантажировали – а если шантажировали, то чем? Кэтрин вспомнила, что циркачи сейчас как раз, должно быть, выступают в Вене – вечернее субботнее представление близится к концу. Жюстина сказала, что иногда скучает по своей роли великанши, и Беатриче призналась, что ей очень понравилось выступать в цирке. Кэтрин стала поддразнивать Беатриче Кларенсом, но Мэри ее одернула – было видно, что Ядовитой девице очень неловко это слушать. Беатриче перевела разговор на Ирен Нортон и ее квартиру – такой изысканно обставленной квартиры она еще никогда не видела, вот бы переделать в том же духе гостиную дома, на Парк-Террейс, когда они вернутся домой. Жюстина заметила, что ей хотелось бы нарисовать штирийские пейзажи, если удастся еще когда-нибудь рассмотреть их как следует – когда не нужно будет удирать от мистера Хайда. Кармилла пригласила ее приезжать в гости в замок в любое время и стала рассказывать о различных суевериях, касающихся вампиров и до сих пор бытующих среди сельских жителей. Кэтрин спросила, не знает ли она чего-нибудь о секретах месмеризма: как Элис умудряется исчезать или заставить всех поверить, что она исчезла? Диана пришла в восторг, услышав об Арчибальде.

– Бьюсь об заклад, с ним будет куда веселее, чем с вами, – сказала она.

Когда принесли ужин – какую-то жареную лапшу, которую Мина называла krumplis nudli, фасолевый суп и салат из огурцов, ломтики ветчины для Кэтрин и отвар липового цвета для Беатриче, – Мина попросила лакея сделать лампы поярче: уже начинало темнеть. Съев свою порцию nudli и еще чуть-чуть, Диана встала, объявила всем, что умирает от скуки, и пошла посмотреть, как там чувствует себя Хохо после купания. По пути она пыталась прихватить один из револьверов, но Мэри ее поймала. Эта девчонка – неисправимая воровка!

Одна Мина сидела молча. Мэри с любопытством поглядывала на нее, но Мина только улыбнулась и предложила ей еще одну порцию супа. Мэри и сама не могла в полной мере наслаждаться ужином: она слишком тревожилась за мистера Холмса. Куда он пропал и вернулся ли? Она все время напоминала себе, что сделать все равно ничего не может, а значит, и волноваться бессмысленно. Она попыталась сосредоточиться на общем разговоре – таком мирном, уютном, словно они вернулись в клуб «Афина»! Но ее мысли невольно возвращались к тому, что сейчас делается на Бейкер-стрит, 221Б.

Когда они уже доедали ужин, Кати просунула голову в дверь и что-то сказала Мине. Можно было разобрать слова «Кэтрин Моро».

Лицо Мины стало озадаченным.

– Кэтрин, Кати говорит, что какой-то человек хочет вас видеть. Заходить не стал, ждет за дверью. Сказал, что он только на минутку, и что вы знали его еще на острове?

Кэтрин уронила вилку. Она громко звякнула о тарелку.

– Что это значит? – прямо спросила Мэри.

– Эдвард Прендик, – сказала Беатриче. – Кэт, ты как?

С минуту Кэтрин глядела к себе в тарелку. Затем отодвинула стул и встала.

– Ничего, – сказала она. – Пойду поговорю с ним.

Мэри: – Да, об этом непременно надо написать! О нас-то ты расписала все, что только было неловкого и мучительного. Написала о моем разговоре с Хайдом. О Жюстине и Адаме. О Беатриче и Кларенсе. И о Диане… впрочем, Диану ничем не смутишь, так что ее можно не считать. Будет нечестно, если о себе ты не напишешь то же самое.

Кэтрин: – Я уже написала, какой идиоткой я себя выставила, когда решила, что Зора стащила телеграмму. Куда уж хуже?

Жюстина: – Но твой разговор с Прендиком был очень важным – не только из-за того, что он сообщил, но и из-за того, как это подействовало на тебя. Кэтрин, это ведь не просто приключенческая история. Это история о нас – о наших эмоциях, отношениях. Без этого она и правда превратится во что-то вроде твоих рассказов об Астарте.

Кэтрин: – В рассказах об Астарте тоже ничего дурного нет!

Диана: – Если не считать того, что твой Рик Чемберс слегка туповат.

Прендик ждал ее у ворот. В свете газового фонаря от входной двери он выглядел точно так же, как и в поезде, – такой, как всегда, только усталый и будто постаревший. Дело было не только в поседевших волосах. Он сам как-то выцвел весь, словно понемногу превращался в призрак.

– Кэтрин, – сказал он. – Как только Ван Хельсинг упомянул графа Дракулу, я сразу догадался, где тебя искать. Они не знают, что я здесь. Я понимаю, ты не хочешь меня видеть, понимаю, что ты, наверное, никогда больше не захочешь со мной разговаривать, но я должен тебя предупредить. Прошу тебя, прошу – не ввязывайся в эту войну. Ты не знаешь, против кого тебе придется сражаться.

Кэтрин подняла руку, словно хотела прервать его, но он схватил эту руку и прижал к груди – прямо к сердцу.

– Я знаю, ты меня ненавидишь, всегда будешь ненавидеть за то, что я бросил тебя на острове. Но прошу тебя, выслушай.

– Я тебя не ненавижу, – сказала она. Это была не совсем правда, но ей не хотелось признаваться в своих чувствах. Это значило бы дать ему слишком большую власть над собой. Когда-то она любила его, и это тоже дало ему слишком большую власть. – Я тебя презираю как труса, – сказала она. Это тоже была не совсем правда.

– Презирай сколько хочешь, – проговорил он с каким-то тихим отчаянием. – Ты не можешь презирать меня больше, чем я сам презираю себя. Но скажу тебе одно. Я никогда не думал бросить тебя, чтобы выжить самому. Когда я ступил на этот плот, который сам построил, я был уверен, что плыву навстречу своей гибели. Меня спасли по чистой случайности. Когда я снова увидел тебя в Лондоне…