Михаил Фиреон - Рыцари Гирты [СИ]

— У них тут стабилизаторы на двадцать пять выставлены — по дороге пояснил, поделился мнением, Фанкиль — ровно на краю технических возможностей оборудования. Я тут маркировку смотрел, думал агрегаты привозные, нет, почти все местное. Автоматика разве что из Мирны. Если бы Столица захотела, нас бы тут импортным хламом мигом бы завалили. Все бы в резиновых башмаках ходили. Читал я тут в журнале, что у них там в Ледяном Кольце преобразователи есть, как наши расщепительные, только наши в одну сторону, материю в энергию, у них там еще и любой материал в любых количествах.

— А у нас почему нету? — устало уточнил детектив.

— Недушеспасительно — улыбнулся Фанкиль и на мрачный взгляд коллеги пояснил — вот вам Марк, поставь телефон и электрическую батарею, вы из дома не выйдете. Назначь вам довольствие и пособие, вы только и будете лежать на диване с бутылкой, морально разлагаться, как Анна, и страдать, что Бог и люди к вам несправедливы. А дай вам лопату и под ливень — что накопаешь то и покушаешь, сколько и как деток воспитаешь и вырастишь, так в старости и будешь жить, и мир уже совсем по-другому будет видеться. Будет каждый день жизни как последний: и молитва будет искренней, и заповедям, не захочешь, а из страха последуешь. Без Бога и сержантской плетки мрази мы все конченные. А со страхом Божьим вроде как даже похожи на людей. Так устроены наши души и ничего с этим не поделаешь.

— Все верно — согласился едущий рядом с повозкой верхом, слушающих их разговор, капитан Глотте, заулыбался криво и зловеще.

— Свят Господь Саваоф! — отсалютовал ему Фанкиль и перекрестился.

В субботу из герцогской канцелярии приехал гвардейский кавалер, забрал бумаги с экспертной оценкой случившегося на производстве инцидента.

— Да, лучше бы они эту трубу сразу поменяли — глядя в окно, как посланник что-то весело обсуждает с коллегой из жандармерии, подметил детектив.

— И на контргайку посадили — согласился Фанкиль.

— По личному поручению леди Булле, как видно — посетовал, согласился лейтенант Турко и печально уставился на Марису. Наверное, он хотел сказать, чтобы в случае чего, она за них заступилась, но гордость не позволила и он, сделав грустные глаза, уткнулся в журнал, принял вид, что занят делом.

В воскресенье Вертура был на литургии. Видел маркиза Дорса с сыном, что помогали во время службы при алтаре. По окончании заглянул к другу, но приживалка, та самая, что своей заботой так досаждала старающемуся держать с ней дистанцию маркиза, печально посетовала, сказала, что он уехал, и горестно опустила взгляд. Это была красивая высокая женщина лет тридцати, с толстой русой косой и приятными серыми глазами с длинными ресницами. Когда она говорила о Борисе Дорсе, Вертуре сразу стало ясно, что она подавлена происходящими в его жизни переменами. Ему стало жалко эту искреннюю и грустную женщину, но он совершенно не представлял, что он может сделать, чтобы хоть как-то помочь ей.

В понедельник ездили на Полигон.

К замку маршала Ринья явились его вассалы с дружинами с юго-востока герцогства. Повсюду, на полянах, на берегу, у опушки леса, под черно-рыжим закатным небом стояли большие армейские палатки и раскрашенные в крикливые гербовые цвета шатры. Рыцари наряжались в латы, катали по полю и лесу верхом и в повозках своих деревенских жен и подруг, которых привезли с собой на сборы. Стреляли из ружей, победно трубили в рога, ездили друг к другу в гости вкруг карьеров. Жгли ночами костры, жарили мясо, устраивали турниры и дуэли, договаривались, кто кому отдаст в жены сестру или дочь и кто, кому и сколько заплатит за это. Парились в жарко натопленных банях, выпивая, хвастались, какими были героями на войне. Посадив перед собой на коней своих девиц, властно обняв их, генералами наблюдали за ходом учений. Под их суровыми требовательными взорами, под присмотром бравых сержантов неровными колоннами маршировали дружинники, месили песок, преодолевали песчаные дюны, вставали на караул с пиками. Иногда, когда запускали стабилизатор, стреляли из мушкетов, отрабатывали наступление под прикрытием барьера, испытывали на свиньях самозарядные орудия, как салюты запускали сигнальные огни, либо, что случалось намного чаще реальных военных учений, работали в лесу топорами и пилами, рубили и грузили лес, копали картошку и свеклу, убирали урожай в полях маршала Ринья.

Злорадные слухи и перетолки о тяжелой болезни дочери маршала, Элеоноры расползлись по лагерю и вскоре достигли и Гирты. Эти недобрые вести вызывали у горожан сдержанные злорадные усмешки и многозначительные взгляды в сторону церкви со словами «Бог есть».

Принц Ральф Булле, которого принцесса Вероника по личной настоятельной просьбе герцога Вильмонта отпустила из-под домашнего ареста, но с условием, что ночь он будет проводить в своих комнатах во дворце, получив устное разрешение герцогини, поехал к ней. Магистр Роффе приставил к нему охрану: злые громилы-наемники, с виду грозные, суровые и грубые люди, что пытались заехать за принцем прямо к дверям дворца устроили дебош у ворот парка, но тут же притихли, как только гвардейцы капитана Форнолле по приказу командира тяжелыми ударами алебард без лишних разговоров переломили двоим самым напористым скандалистам колени. Принцу пришлось самому выходить к ним пешком, без всякого сопровождения. Наблюдая за ним, герцог Вильмонт Булле, что как раз выезжал на площадь в сопровождении своей свиты, был очень доволен этой сценой.

В этот же вечер маркиз Борис Дорс был вызван для личной беседы с Герцогом во дворец. Он явился в сопровождении сына и еще нескольких, экипированных в латные доспехи из оружейной епископа под почетный караул, вооруженных копьями и мечами как настоящие рыцари, аккуратно побритых и умытых верховых. Сам племянник епископа, что оделся на прием в свою лучшую темно-зеленую мантию, обновленную серебром портупею и нарядную шапку с двумя лисьими хвостами и приколотым над правым глазом литым восьмиконечным крестом, тоже был с аккуратно подстриженной бородой без усов и при мече. Его и его людей капитан Форнолле пропустил без лишних расспросов, приставил сопровождающего, чтобы отвел их во дворец.

Зайдя в Малый дворец, где в холле его встретила принцесса Вероника со своей свитой, маркиз Дорс вежливо полонился ей, на что она улыбнулась и благосклонно-сдержанно ответила, что в честь его визита назначен небольшой дружеский банкет, на котором она будет ждать его после окончания аудиенции.

Просидев час, как обычный проситель, на стуле в канцелярии — просторном помещении с темно-зелеными обоями и спрятанными за настенным бордюром приглушенными электрическими светильниками, наслушавшись до боли в глазу бесконечного треска телефонных звонков и сухих служебных разговоров, что, перекрикивая друг друга и общий шум, вели по ним герцогские секретари, Борис Дорс наконец был приглашен Ритой Фалькой — красивой женщиной неопределенного среднего возраста, облаченной в серо-белое форменное одеяние, проследовать за ней в кабинет. Злобно сверкнув на маркиза своими желтыми глазами из-под упавших на лицо длинных, до пояса, прядей черных волос, эта загадочная и зловещая женщина, что служила у герцога Вильмонта старшим секретарем, проводила его в кабинет, где между ним и градоправителем случилась пространная и весьма бессмысленная беседа.