Михаил Фиреон - Рыцари Гирты [СИ]

Со всех концов города позвали искуснейших поваров, распечатали погреба с запасами лучших, запасенных как раз на подобный случай, напитков. Разослали многочисленные приглашения землевладельцам, рыцарям, городским старшинам и уважаемым жителям Гирты.

Герцог Вильмонт лично обошел весь дворец, от кухонь, до парка, проинспектировал как идут приготовления. Позвонил по телефону, поздравил принцессу Веронику, осведомился, рада ли она его столь быстрому решению помолвить их с маркизом, сказал, чтобы в эти дни она наконец-то отдохнула и не занималась никакими делами, кроме собственных услад и развлечений. Строго-настрого запретил ей даже думать о делах или самой организации этого приема, который он намеревался подготовить для нее лично в самом лучшем и торжественном виде. Даже издал письменный приказ, запрещающий ей работать в эти дни, разместил копию на доске объявлений в канцелярии, а оригинал отправил герцогине.

Получив его утром в четверг, принцесса Вероника улыбнулась, весело и громко прочтя его вслух своим девицам, приказала им звать мужчин, распорядилась седлать коней. Собрала всех и поехала за Борисом Дорсом, которого нашла в гостях у Вертуры и Марисы, что по тайному приказу инспектора Тралле были снова назначены приглядывать за герцогиней и племянником епископа.

Собрав все необходимое, они все вместе направились кататься верхом, на залив, к замку Тальпасто, к югу от Гирты.

Тут, на каменистом берегу, где холодные свинцовые волны с громким шипящим плеском разбивались об острые скалы и пронизывающий мокрый, пробирающий до костей даже через плотную шерстяную одежду предштормовой, ветер с силой трепал волосы и плащи, мужчины нашли и разломали какую-то старую-престарую, разбитую давно прохудившуюся, выброшенную на камни рыбацкую лодку, развели костер между камней недалеко от воды.

Темные торжественные сосны стояли по берегу, возвышались над нагромождениями обломков гранита. Под ними было неуютно, холодно и сумрачно и постоянно дул ветер. Со всех сторон через редколесье просматривалось беспросветно-серое и пасмурное, с громоздящимися в вышине черными тучами небо, по морю бежали, несли белые клочья пены, холодные и беспокойные валы. За их шумом, за порывами ветра, отойдя всего на пару десятков шагов в сторону, уже было невозможно различить ни голосов, ни ржания лошадей. Только стук топора отчетливыми и резкими ударами по дереву разносился далеко вокруг, отражаясь от черных гранитных обломков и торчащих из опавшей хвои под деревьями камней.

Сняв свою мантию, накинув ее на плечи как плащ, завязав рукавами на груди чтобы не намокла, подвернув свои широкие черные рыцарские штаны, принцесса Вероника ходила босиком по скалам по берегу. Балансируя рукой, осторожно переступала между ракушек и острых осколков гранита, заходила в воду почти по колено, словно ей были приятны эти обжигающие объятия студеной морской воды. Задумчиво и тревожно вглядывалась в далекое, подернутое бледной желтизной, смыкающееся на горизонте с серыми волнами небо.

Когда она вернулась к костру, вся растрепанная от ветра и мокрая от брызг, маркиз Дорс встретил ее, заботливо укрыл ей плечи своим тяжелым плащом и проводил к огню, обнял, встал рядом с ней. Все также босиком она стояла у костра, немигающим, застывшим взглядом смотрела в огонь, поджимала от холода пальцы ног и плечи. Бледные рыжие отсветы пламени плясали на ее задумчивом лице.

Пришли местные рыбаки, почтительно остановились поодаль, когда к ним подошли, сказали, что принесли для герцогини самой лучшей свежей рыбы. Рыжая Лиза посмотрела, одобрила ее, наградила рыбаков несколькими серебряными монетами и отправила прочь, наказав, чтобы больше никто не приходил.

Перемазавшись в ароматной смоле, мужчины принесли из леса поваленную сосну, несколько охапок бурелома и хвои, побросали их в огонь. Достали бубен, гусли и колокол, запели песню. Женщины приготовили еду, пожарили рыбу.

Оставались на берегу до темноты, пока ветер не усилился настолько, что плащи уже не спасали от его напористых, приносящих с воды холодные брызги и пену, порывов. Под его ударами пламя костра стелилось по земле, белым, слепящим глаза покровом, с хлопками полоскало в сизых вечерних сумерках на фоне черных камней.

Маркиз Раскет затрубил сбор. Ехали обратно в город в темноте. Ориентировались по огням замка Тальпасто, что горели высоко над лесом по левую руку от дороги, маяками указывая путь в этой непроглядной и пасмурной, ветреной осенней мгле. По пути встретили барона Марка Тинвега с дружинниками, которых граф Прицци выслал за принцессой и ее свитой. Только к полуночи вернулись в Гирту.

Утро пятницы прошло в суетливых сборах и множестве мелких приготовлений. Борис Дорс, уехал к себе домой от принцессы уже совсем поздней ночью. Заверив ее, что вернется утром, он проспал, сильно опоздал, приехал только к обеду.

Герцогиня ждала его после утренней службы. Сидела в домашнем наряде, темно-синей мантии и черной шерстяной пелерине в библиотеке, пила кофе в обществе Регины Тинвег и Марисы, но, так и не дождавшись его, приказала начать приготовления к празднику, чем фрейлины и занялись.

С Герцогом принцесса Вероника встретилась в сквозном коридоре второго этажа.

— Это становится забавным — прищурившись, оценивая ее нарядный, торжественный и вновь непреклонный и невозмутимый вид, лукаво заявил Вильмонт Булле. Он был едва ли выше племянницы ростом, но держался так, как будто в Гирте он был выше всех: немного сутулился и подавался головой вперед, выказывая заинтересованность и покровительство каждой персоне и явлению. Его старые, рано для его возраста заострившиеся черты выражали наигранную беззаботную веселость и лукавую аристократичную хитрость. Он умел делать тот простодушный и восторженный вид, что всегда так вводил в заблуждение тех, кто опрометчиво считал себя самым умным, только для того, чтобы, вначале убаюкав бдительность незадачливого, поддавшегося лукавым посулам веселого старичка, собеседника, плохо знакомого с его истинным, жестоким, обидчивым и мстительным нравом, потом поймать его на неаккуратно брошенном слове, или данном сгоряча обете. За все время его правления Гиртой эта обманчивая манера сгубила не одного незадачливого оппонента: неугодного чиновника, грубого рыцаря или отказавшего простить кредит торговца или банкира, недооценившего всей глубины коварства Герцога. Но, что было примечательно, даже после всех своих злодейств, Вильмонт Булле умел так ловко пустить всем пыль в глаза своим наивным добрым видом, что его вассалы и политические противники все также, раз за разом наступали на одни и те же грабли и страдали, даже несмотря на все предупреждения знакомых и друзей, совершая каждый раз одни и те же ошибки.