Михаил Фиреон - Полиция Гирты [СИ]

— Вероника… — только и выдохнул он — леди Булле… Это…

— Мистерии! — догадался барон Визра, откладывая свою пластинку — вы позвали нас всех, чтобы сыграть эту мистерию и узнать наши истинные характеры и намерения! Мы тоже играем в такие игры, но с таким погружением впервые. Это было просто великолепно!

Принцесса взяла со стола колокольчик и энергично позвонила им. В комнате стало светлее. Открылась дверь. Вошли Оливия Кибуцци, высокая дама Пескина и еще одна красивая молодая женщина, принесли густое черное юво, холодные закуски, салаты, хлеб и приправленный чесноком и сыром майонез. Вошел Вальтер Кирка, чинно склонился к своей жене, тихо сказал ей что-то на языке людей Мирны, та радостно заулыбалась, зажмурилась, обхватила его руками, прижалась к нему, ответила ему похожими словами с сильным местным акцентом. Пришел Корн, снял мокрый от дождя плащ, сел в кресло рядом с Агнесс Булле, нежно обнял ее за плечи.

— А? Что-то случилось? — когда рука молодого рыцаря ласково коснулась ее нежной шеи, проснулась, томно воскликнула спросонья герцогиня.

— Рейн! — присаживаясь на кровать, быстро крестясь на иконы, весело обратилась ко все еще бестолково моргающему у окна графу принцесса Вероника и, держа в руке бутерброд, указала на низкий стол с подносами с едой и напитками — вы что обиделись? Ой, ну все, идите к нам, садитесь есть.

Вертура пришел домой. Рыжий свет из распахнутой настежь двери комнаты консьержа падал на черно-белые шашки пола, отражался от деревянных панелей и крашеных нарядной белой краской сводов и стен. Детектив заглянул к старикам, спросил, не приходила ли Мариса. Те лукаво переглянулись, тот, что в непропорционально огромных очках и широченных черных, весьма модных штанах, подкрутил торчащий ус, отложил колоду каких-то карт с цифрами, надписями и сложными рисунками, хитро и таинственно улыбнулся, внимательно посмотрел на полицейского. На большом столе перед ним была разложена картонная доска с картинками. Играли в какую-то замысловатую игру, вносили записи в тетрадь, сверялись с толстой книгой. На стене висели часы. Но не обычные, а как будто с маятниками вместо стрелок. Только сейчас Вертура подметил, что их асинхронная пульсация больше похожа на беспорядочный стук дождя, чем на ритм отмеряющего время механизма. Рядом, на стене, висел старый потертый арбалет с бахромящейся на петлях тетивой, изготовленной из металлических жил заплетенных косицей.

— Если что, кричите — загадочно посоветовал консьерж. Не сговариваясь, он и его оппонент по игре набили трубки и дымно закурили.

Вертура пожал плечами и поднялся к себе наверх. Он не стал растапливать печь, просто съел хлеба с сыром запил холодным кипятком из котелка, погасил керосиновую лампу, разделся, прочел на ночь «Отче наш», быстро перекрестился и лег в постель.

Сон не шел к нему. Ему мнилось, что сейчас тихо откроется неплотно закрытая дверь в маленькую смежную комнату с титаном, бадьей для мытья и клозетом, и оттуда бесформенной горбатой тенью, громко и стремительно ковыляя на переломанных ногах, скребя руками по полу, появится темная, с желтыми пылающими глазами и острыми зубами фигура. Вцепится в него, страшно и молча навалится всем телом.

За окном на проспекте, вроде бы совсем близко, но по ощущениям, словно в другом, недосягаемом мире, проезжали припозднившиеся кареты. Слышались шаги пешеходов, но от присутствия рядом людей, не становилось ничуть не спокойней, ни легче. Он был один в пустой квартире наедине со своими страхами и таящимися в сумрачных тенях, ожидающими, когда он задремлет, чтобы явиться к нему, чудовищами из темноты. Думая эти беспокойные страшные мысли, детектив даже специально повернулся на бок и подвинулся к краю постели, чтобы видеть, что происходит на полу, но это нисколько не прибавило ему уверенности, так что в конце концов он встал, засветил керосиновую лампу, взял с полки крест положил рядом с собой на подушку, тут же, у изголовья, пристроил к подлокотнику кресла свой меч, и перекрестившись, закрыв глаза, попытался успокоить свои тревожные мысли.

Ему привиделся какой-то беспокойный и неприятный сон, полный каких-то неясных резких образов и картин. Но сколько он не пытался, потом он так и не смог вспомнить, что ему снилось.

В одиннадцать вечера во дворце объявили отбой. Лейтенант Кирка раздал команды несущим вахты кавалерам. Быстро пробежал глазами записку из полицейской комендатуры, что принес припозднившийся вестовой, отнес ее герцогине наверх. Та пробежала ее глазами, улыбнулась и, разорвав в мелкие клочья, сказала сжечь.

Когда караулы и смены были назначены, а двери закрыты, Фарканто и барон Визра вернулись в библиотеку. Фарканто к рыжей Лизе, что после укола доктора снова спала тяжелым беспробудным сном, барон к Майе Гранне, которую принцесса приставила следить за своей наперсницей. Оба отказались идти в свои комнаты, сказали что подежурят, поспят на диванах и креслах прямо здесь.

Марису Вероника Булле позвала с собой в свою спальню, угловую комнату, одну из смежных с библиотекой. Тут, в уютном, с высоким светлым потолком, помещении с двумя просторными окнами на запад и на юг, стояла большая удобная кровать. Еще в комнате были мягкий, застеленный простыней и одеялом низкий диван, кресло у окна, по всей видимости, для чтения и два стола: один маленький, для мелких вещей в изголовье постели, второй большой с комнатными растениями в горшках, что в полутьме напоминали один огромный разлапистый куст. Заключенная в массивную раму, высокая, почти от пола до потолка картина — портрет какой-то красивой женщины в архаичном тяжелом одеянии с длинными, до колен, рукавами, украшала свободную стену.

Принцесса жестом указала Марисе помочь ей раздеться. Переодевшись в длинную ночную рубаху и умывшись в соседней комнате, прочла вечернюю молитву, легла на постель. По ее мысленному приказу притих и без того слабый, едва озаряющий стены свет.

— Умойся и ложись — указала она на диван Марисе.

Вернувшись из ванны, та подошла к своему спальному месту и, сняв мантию, легла на него. В комнате была открыта форточка и влажный, холодный ночной ветер наполнял помещение ароматами подступающей осени и мокрых, растущих во двориках под окнами дворца, у подножья высокой скалы, деревьев, но как только Мариса укрылась одеялом — толстым, мягким и хрустким от свежевыглаженного крахмала, ей тут же стало как-то по-особенному уютно и тепло, как бывает только в гостях на непривычной, но очень удобной и мягкой постели. Так, заложив руку за голову, какое-то время она молча лежала, приглядывалась к нависающим над головой темным зарослям комнатных цветов, рассматривала неверные тени переплета окон в тусклом желтом зареве городских улиц и проспектов на высоком белом потолке.